| |
Дмитрий Дашкевич
Толстый и тонкий
Приходит время - я осторожно продвигаюсь к краю кровати и спускаю вниз
ноги, прямо в старые войлочные туфли. Это деликатная работа. Кровать
скрипит и угрожает развалиться. Я - Толстый. И не стесняюсь признаться в
этом - я Толстый назло всем. И я копошусь, встаю не зря - у меня гость будет. Мне не
нужно смотреть на часы - я чувствую его приближение. Слава Богу, столько
лет... И не было дня, чтобы он пробегал мимо. Он - мой лучший недруг, мой
самый дорогой враг. Он - Тонкий. Синева за окнами еще немного сгустится - и я
услышу мерный топот. Это он бежит. Он возвращается с пробежки. Мой сосед,
дома ему скучно - один, и после бега он выпивает у меня стаканчик чая. Он
поужинал давно - бережет здоровье, а мой ужин впереди. Я ем, а он
прихлебывает теплую несладкую водичку. Для начала у меня глазунья из шести
глазков с колбаской и салом. Он брезгливо смотрит на глазки - называет их
бляшками... готовые склеротические бляшки... А по-моему, очень милые,
сияющие, желтенькие, тепленькие глазочки. Нарезаю толстыми ломтями хлеб,
черный и белый, мажу маслом - сантиметр-два... перчик, соль и прочие радости - под рукой...
- Спешишь умереть?..
Я сосредоточенно жую - с аппетитом пережевываю оставшееся мне время.
- А ты его... время... запиваешь пустым чайком... вот убожество...
Он не обижается - насмешливо смотрит на мой живот. Что смотреть - живот
спокоен, лежит на коленях, никого не трогает.
- Понимаю, зачем ты бегаешь. Думаешь - долго буду жить, перебегу в другое
время... Пустое дело... и никакого удовольствия. Не жрешь... без слабительного
давно засорился бы...
- Клизма на ночь...- он довольно кивает...- зато я чист и легок, и все вижу ясно.
- А что тут видеть, что?.. расхлебываем, что наворотили...
Он не спорит, сидит прямо, смотрит в угол светлыми усталыми глазами.
- Что у тебя там? - Он каждый раз это спрашивает.
- Что-что... икона. Забыл, что такое?..
- Грехи отмаливаешь?..
- И рад бы, да не у кого...
И каждые раз он изрекает - "это не для интеллигентного человека..." Я не
спорю - с грустью прощаюсь с яичницей и с надеждой берусь за котлеты. Я готовил их
с утра и вложил в них всю душу. Если она существует. Если да, то сейчас она
переселилась в котлеты. Я снова поглощаю ее, и она, как блудная дочь,
возвращается в родное чрево. Котлетки... они долго томились, бедняжки, в
кастрюле, под периной, у меня в ногах. Я чувствовал их жар весь день, когда
лежал на одеяле под пледом. Постепенно охлаждалось мое тело - и пришла бы
смерть, если бы не котлетки под ногой...
- Не отведаешь?..
Он с отвращением качает головой - "ты же знаешь..."
- Может, одумался?
Он дергает плечом - "с ума сошел?..."
Еще бы, котлеты напоминают ему бляшки в стадии распада - побуревшие
глазки, изрытые трещинами... Ну что скажешь - псих. Мы старики. Нам вместе
сто сорок лет. Одному человеку столько не прожить, ни толстому, ни даже
тонкому.
- Что там на улице нового?..
Я давно ничего не читаю и не слушаю - мне довольно того, что он говорит.
- Переливают из пустого в порожнее.
- А как же - расхлебываем. Душу отменили - и в рай лететь нечем. Вот и
решили строить башню до небес - войти своими ногами.
- Ты-то что волнуешься, при твоем весе вообще надеяться не на что.
- Вот и хорошо, хорошо-о... Исчезну, вот только дожую свое время. Буду
лежать и жрать... потому что презираю...
- И себя?..
- И себя... а тело, подлец, люблю, как свинья - свое свинское тело, - жалею,
холю и питаю...
- Юродивый ты...
- А что... Если видишь, что мир безумен - как по-другому? Надо стать
свиньей - и жрать, жрать, жрать...
- Надо бегать - силы сохранять... и спокойствие...
- О-о, эта история надолго - не ври самому себе.
После котлеток - компот, после него - чай с пряниками мятными и
шоколадными... И халва!
- Откуда золото?.. Или деньги печатаешь?.. - Он думает, что я ем каждый
час. А я целый день жду его, сплю или дремлю. Мне жаль его - совсем высох, а
не ест, носится по вечерам.
- Может, соблазнишься?..
После долгих раздумий он нерешительно берет пряник, откусывает кусочек -
"ну, разве что попробовать..." Я исподтишка торжествую... Нет, откусил - и
выплюнул - "сладко". Сейчас пробьет девять и он уйдет. У него остались -
клизма, душ и постель. Мне осталось доесть пряники и тоже постель. Утром
поплетусь в магазин. Я иду по весенней улице в теплом пальто, в валенках с
галошами. Пусть смотрят - толстый старый урод, не вписывается в преддверие
рая...
Но иногда среди дня выпадает несколько светлых часов. Сажусь за машинку - и
живу, где хочу и как хочу... Потом взбираюсь на кровать. Она податлива,
вздыхает под привычной тяжестью. Теперь я буду лежать, пока не сгустятся
тени и не раздастся за окном знакомый топот.
Тонкий бежит...
|
|
|
|
