Александр Мельник
На даче

          В то лето мы с Витькой отдыхали на даче в Булдури.
          Дача располагалась таким образом, что условная граница между Булдури и Дзинтари проходила как раз посредине витькиной кровати, на которой постоянно были разбросаны иностранные журналы о бодибилдинге, тогда еще труднодоступные и полузапретные.
          На фотоснимках загорелые культуристы, обмазанные с ног до головы специальным гримом, придающим их коже блеск и глянец, тужились, напрягая мускулы, пыжились, сверкали широкими, зубастыми улыбками и были похожи на копченых куриц с Центрального рынка.
          В комнате сильно пахло яблоками, земляникой и старыми досками.
          К этому запаху примешивался запах кофе, который варили на кухне в первой половине дня.
          Ветер трепал занавески на окнах.
          Листья ближайших деревьев терлись о стекло.
          Можно было прыгнуть из окна на дерево, - уцепиться за толстую ветвь. У нас это получалось мастерски.
          Но за это витькин папа мог дать по шее.
          Витькин папа, невысокий, но очень мясистый, был ветераном атлетического движения Латвии.
          Из-за огромных мышц груди и рук ему было трудно намазывать масло на хлеб.
          Он начал качать железо еще тогда, когда слово "бодибилдинг" никому не было известно, оборудовав вместе с приятелями старый никому не нужный подвал. Рассказывал, что первые свои тренажеры они изготавливали сами - из ведер, залитых бетоном, старых отопительных батарей и прочих доступных материалов. Тогда и появилось словосочетание "атлетическая гимнастика", потому что называть это "бодибилдингом" было попросту опасно: могли запретить.
          Витька - длинный, тощий и нескладный, походка у него - смешная, вихляющая, как будто нарушена координация движений. Его папа очень, кажется, переживал по поводу позорной неспортивности своего сына, гонял его пинчищами по спортзалу и пичкал витаминами, белковыми препаратами, овсянкой и отрубями, но Витька, если и прибавлял в весе, то только за счет своего роста вверх, но отнюдь не вширь.
          Ко мне витькин папа относился снисходительно: я был более складным и кое-где на моем теле даже обозначались мышцы.
          - Тебе бы есть надо побольше, - советовал он мне, - и главное - железо, качай железо!
          Я пробовал "качать железо", но только худел от этого.
          Перед соревнованиями витькин папа тщательно выбривал все свое густо заросшее черными волосами тело. Его жена морщилась и плевалась:
          - Тьфу! На мужика не похож! Как лягушка!
          - Ты ничего не понимаешь! Не побрею ноги - снизят балы, не побрею грудь - вообще снимут с соревнований!
          - Я не буду слишком переживать по этому поводу! - отвечала она ему.
          Вечерком он любил посидеть в беседке с соседом.
          Они пили пиво, закусывали тонкими ломтиками копченой свинины и веточками сельдерея.
          Сосед тоже был спортсменом - занимался карате. Этот вид спорта в то время все еще находился под запретом и каратисты маскировались под группы ОФП, то есть "общефизической подготовки".
          Но сосед расшифровывал эту аббревиатуру несколько иначе - "особо фиксированная пиздюлина".
          Он ежедневно тренировался рано утром и поздно вечером на взморье или в леске.
          Резко молотил по воздуху руками и ногами, так что кимоно его издавало громкие щелчки.
          Шумно с присвистом дышал.
          Бил ладонью по деревьям, а затем подолгу медитировал, глядя в даль.
          Сосед тоже любил пиво, да и кто ж его не любит, и, смакуя солнечный напиток, часто затевал споры с витькиным отцом:
          - Валера, пойми! Занятия с тяжестями закрепощают движения, теряется гибкость, скорость, выносливость, ухудшается реакция...
          - Ну, пойдем на травку, - отвечал витькин папа, - я тебе покажу, закрепощенные у меня движения - или нет...
          Сосед-каратист идти "на травку" почему-то отказывался и переводил разговор на другую тему, оправдывая это тем, что "в карате поединки, это не главное, главное - самосовершенствование".
          - А на кой хрен оно тогда нужно, твое карате?.. Балет!.. - насмешливо бросал ему витькин папа.

          Дача была многокомнатная, во флигельке жил писатель.
          По утрам он стучал на машинке. Из-за приоткрытой занавески хорошо было видно, как дергается каретка с заправленными в нее листами белой бумаги.
          По вечерам писатель гулял по берегу залива, курил на ходу. Смотрел задумчиво на свои ботинки, а свежий ветерок трепал его светлые летние брюки, рубашку навыпуск и негустую шевелюру.
          - Писатель, писатель... - добродушно ворчал витькин папа, - все хотят умными быть... А кто ямы копать будет?..
          Сам же он ямы не копал, а предпочитал работать фотографом. В те времена, когда дешевые и качественные "мыльницы" еще не обесценили эту профессию, умелые фотографы с хорошей техникой были нарасхват и неплохо зарабатывали, делая снимки на свадьбах или просто на улице. Мне было известно, что для того, чтобы получить лицензию и фотографировать в районе Домской площади, витькиному папе, например, пришлось дать кому-то "на лапу" кучу денег, которые, впрочем, быстро окупились: семья его, прямо скажем, не бедствовала.

          Из-за расхлябанной витькиной походки нас иногда останавливала милиция: думали, что мальчик пьян. Да и чего греха таить, мы с ним порою действительно часто лакали пиво. Нам нравилось.
          Основным источником нашего дохода был сбор пустых бутылок: в летнее время Юрмала становилась настоящим "Клондайком".
          Правда приходилось порою удирать от профессиональных сборщиков. Весь город был поделен на зоны между организованными группами. Очевидно, это был неплохой бизнес: мужики привозили в пункты приема стеклотары пустые бутылки на доверху груженых тележках.
          Одно время рядом с Луна-парком стояли пивные автоматы: бросаешь монетку - получаешь свою порцию. Но потом эту роскошь запретили, очевидно, чтобы не развращать несовершеннолетних.
          Но все равно, купить пиво, а при желании и что-нибудь покрепче, не было для нас проблемой: порядки в Юрмале, как в курортном городе, были куда либеральней, чем в Риге.
          Сигареты, конфеты и пряники обычно воровались: заходишь в магазин самообслуживания и пихаешь нужное в карман. Главное не жадничать, не пихать слишком много, чтобы не оттопыривались карманы. Иногда, конечно, нас ловили, крепко ругали, отбирали ворованное и милостиво отпускали восвояси.
          Узнав однажды, что мы собираем бутылки и пьем пиво, витькин папа рассердился, но не из-за пива, а из-за бутылок.
          - Крохоборы! - орал он на нас.
          - Твой сын еще и пьянствует! - вторила его супруга.
          - Пиво - не спиртное. Я пиво пью лет с восьми. И ничего!
          - Вот именно, что ничего... хорошего... Теперь-то я знаю, отчего ты такой... гм- гм... упрямый...
          Возле ближайшего пивного ларька собиралась компания алкашей, мы всех их знали в лицо, а с некоторыми даже познакомились. Они к нам привыкли и считали за своих.
          Среди них выделялся старый моряк по кличке Боцман.
          Седой, вечно пьяный, загорелый и сморщенный, как изюм.
          Мы с Витькой прозвали его Адмирал Бенбоу.
          Он носил рваный морской китель и фуражку. У него не было одной ноги и ходил он, опираясь на костыли. Здорово матерился, громко и беспричинно. Настоящий моряк, одним словом.
          Для полного сходства с пиратом ему не хватало только говорящего попугая на плече.
          Вместо попугая у него была собака - немецкая овчарка, такая же старая и дряхлая, неотступно следовавшая за ним.
          Моряк носил с собой боцманскую дудку на цепочке и иногда, под настроение, свистел в нее. Алкаши ржали над ним. Иногда он становился агрессивным и дрался. Дрался хорошо.
          Я видел, как он своими костылями разогнал целую компанию подвыпивших мужиков и забрал весь их дневной урожай пустых бутылок.
          После этого случая мы старались обходить его стороной.
          Маленькие дети, живущие поблизости, часто дразнили его: окружали со всех сторон и звонкими голосками требовали: "Посвисти, дедушка, ну, посвисти!.."
          Он не обращал на них внимания, брел неторопливо, шаря глазами по тротуару - профессиональная привычка сборщика пустых бутылок. Потом вдруг останавливался и начинал размахивать костылем во все стороны, к счастью, попадая только по воздуху.
          Собака его, напротив, была очень спокойная и смурная, во время этих вспышек гнева своего хозяина, она ложилась невдалеке, складывала передние лапы крест накрест, склоняла на них голову, и, слегка приподняв брови, внимательно смотрела по сторонам.

          На соседней даче отдыхали две сестры, Света и Саша. Днем мы играли с ними в пинг-понг, а по вечерам в интеллектуальные игры: девочки учились в математической школе и неплохо соображали.
          Однажды, помню, Саша уснула во время игры, и ее короткостриженная головка склонилась на плечо рядом сидевшего Витьки. Она продремала так с полчаса, но Витька даже не шелохнулся, боясь ее разбудить, хотя видно было, что плечо его сильно затекло и, видимо, болело.
          Когда Саша проснулась и поняла ситуацию, она вдруг ни с того ни сего перешла с Витькой на вы:
          - Извините... Вам было неудобно?..
          - Нет, нет, ничего... Мне было приятно... - сказал Витька и тоже вдруг стал выкать. - Может, вам подушку принести?..
          Как-то я уехал в Ригу на несколько дней. Когда вернулся Витька, как придворный заговорщик, отвел меня в сторону и возбужденно зашептал:
          - Я - прошлой ночью переспал с Сашей!
          - Иди ты?!
          - Точно тебе говорю!... Слушай, как было дело... Мы сидели, как всегда, играли в ассоциации допоздна... Их родители уже, наверное, уснули, потому что свет погас... Светка тоже сказала, что хочет спать, нет мочи терпеть и отвалила... Мы поиграли еще и Саша уснула... Я закинул ее ноги на кровать, чтоб ей удобней было, и накрыл одеялом... Потом взял и сам под одеяло залез...
          - На ту же кровать?!
          - На какую же еще!.. У меня в комнате других кроватей нет...
          - Ну и!?
          - Ничего, полежал, полежал и тоже уснул...
          - И все, что ли?.. - я был сильно разочарован, но в то же время я Витьки сильно позавидовал в тот момент.
          - Нет, я еще ее немножко погладил!.. Осторожно, чтоб не проснулась...
          - Где!? - я оживился.
          - Везде!.. Там, там и там... Кроме спины и попы, потому что она на них лежала...
          - Ну и как!?
          - Здорово!!! Я еще немножко об нее ... потерся...
          - Подрочил, что ли!? - я посмотрел на Витьку с презрением: дрочить считалось делом постыдным, хотя в то жаркое, ягодное лето мы занимались этим довольно активно, прячась друг от друга.
          - Сам ты подрочил! Потерся... это совсем другое дело...
          - Все равно - не считается... А она?!
          - Ничего... Утром проснулась и к себе пошла... Я притворился, что сплю...
          - Ты думаешь, она ничего не почувствовала?!
          - Вряд ли... Если б почувствовала!.. Я до нее как-то, чисто случайно, дотронулся, когда в волейбол играли, так она так на меня зыркнула!.. Прям как пионервожатая!..

          Вскоре у нас появились серьезные соперники: взрослые парни: они водили девочек в кино и приносили пирожные к чаю.
          Девочки при нас обсуждали этих парней, весьма для них лестно:
          - Они такие воспитанные, такие вежливые!.. И когда приходят в гости всегда приносят какое-нибудь угощение...
          Последний камешек был в наш огород, потому что мы с Витькой не только не догадывались таскать к чаю какие-нибудь сладости, но и сами были горазды напроситься в гости и хорошенько пожрать.
          - Давай, - предложил Витька, - утрем им всем нос: завалим их мармеладом!..
          - Давай...
          - А может, лучше самим съесть?..
          - Самим, конечно... лучше...
          Стоило этим парням прийти к нашим соседкам, как мы с Витькой тут же являлись, как бы невзначай, и запросто усаживались к столу на правах друзей. Эти кавалеры, наверное, не знали как от нас отвязаться. Они вели с девочками разговоры на взрослые темы, всем своим видом показывая, что на такую мелюзгу, как я и Витька, они обращают не больше внимания, чем на табуретку с тумбочкой.
          - Я недавно оторвал в "комке" стереоустановку "Панасоник" - отличная штука!.. - обращался один к другому с важным видом.
          Второй, не менее напыщенный гусь, отвечал ему:
          - Да... неплохой звук...
          Девочки млели, слушая парней, распахнув глазищи на полметра в диаметре.
          Мы с Витькой жрали пирожные.
          - Простите, - говорила Саша, девочка из семьи технических интеллигентов, - что такое, как вы сказали, "комок"?
          - Это... - начинал один из парней, засунув большие пальцы рук за брючный ремень.
          - Это такой магазин, - перебивал его Витька, - комиссионный, в который моряки, обычно, сдают привезенные из-за границы вещи, шмотки, ну, там, аппаратуру всякую... Там она стоит гроши, а здесь - большие деньги... Мой папа говорит, что покупать вещи в "комках" могут позволить себе только жулики... Он и сам их там покупает...
          Парни смотрели на нас с ненавистью во взгляде.
          Девочки были слишком хорошо воспитаны, чтобы вытурить нас восвояси. Парни, наверное, сделали бы это с огромным удовольствием, но, видимо, боялись утратить свою репутацию джентльменов.
          Затем, обычно, следовала прогулка. Мы с Витькой, как ни в чем ни бывало, увязывались вслед за двумя парочками, и оставляли их когда нам самим уже надоедало шляться. То-то они, наверное, были рады. Если парни вели девочек в кинотеатр, то мы с Витькой увязывались вслед за ними, и им приходилось покупать нам билеты, как неработающим детям.
          Долго они, наверное, вспоминали нас ласковыми словами.

          Через дорогу жили две относительно молодые семьи. Пока жены целыми неделями скучали на дач, их мужья работали в городе и приезжали только на выходные.
          В один из будних дней мы с Витькой играли с этими молодыми женщинами в карты на веранде, увитой густым плющем.
          Не помню, как их звали... Одна была худая и в огромных очках, очень язвительная и остроумная, чем мне и понравилась. Вторая, пухленькая, с нежной белой кожей, рассказывала как в ранней юности она неудачно поступала в театральный, и как экзаменаторы-мужчины, знаменитые известные на всю страну актеры осматривали ее с ног до головы, как лошадь, и, как ей казалось, с вожделением... Она рассказывала об этом с притворным возмущением в голосе, мне казалось, что ей было очень приятно об этом вспоминать.
          Она говорила:
          - Мой муж, он такой горячий! Когда я делаю вот так, - она обнажала одно из своих изумительных плеч, покрытых симпатичными веснушками, ослабив завязку на платье, - он чуть ли со стула не падает!.. Такой забавный!..
          Не знаю как ее муж, но я тоже готов был упасть от переизбытка крови хлынувшей мне в башку.
          Платье на ней было легкое, чисто символическое платье, воротник был широким, и иногда, когда она наклонялась, поворачивалась сильно боком ко мне или делала какое- нибудь резкое движение, я видел в разрезе ее платья ее круглую полную грудь, почти целиком, во всей красе, за которую мне очень хотелось ухватиться.
          Пока я наблюдал за полненькой, ко мне в штаны запустила свою тонкую ручонку очкастая. Она, вообще-то, тоже была симпатичная по-своему. К тому же, умные женщины мне и тогда уже стали нравиться.
          У нее, помню, были очень острые коготки. Я даже немного испугался: не поранила бы. Не долго думая, я ткнулся ртом ей в лицо, намереваясь поцеловать, но попал прямо в нос и захватил его губами. Она отстранилась и весело зафыркала, как пони в цирке.
          Смотрю краем глаза: вижу - Витька уже барахтается в объятиях пухленькой. Я еще подумал, что предпочел бы быть на его месте, но и на своем мне тоже неплохо. Я стал лазить руками беспорядочно и жадно, боясь, что сейчас у меня заберут эту игрушку.
          Я стал стягивать с нее платье и оцарапал руку о расстегнувшуюся булавку.
          В этот миг Витька вырвался из горячих рук своей обольстительницы. Он был жутко напуган. Он выскочил с веранды, как ужаленный, и нырнул в ближайшие кусты. Я побежал вслед за ним. На бегу почувствовал: что-то мне мешает. Посмотрел туда, где мешало, все понял, заправил свою погремушку внутрь и застегнул на бегу ширинку.
          Догнал Витьку:
          - Куда ты побежал!.. Пошли, скорей, назад!..
          Он отказался...
          На следующий день мы встретились с женщинами на дороге к морю.
          - Здрасте! - сказал Витька.
          - Привет, - они едва посмотрели в нашу сторону, слегка кивнув.
          Витькина рука поднялась, он намеревался, как видно, положить ей руку на бедро, но передумал и положил ее на плечо.
          - В чем дело? - строго сказала молодая женщина. Весь ее вид выражал крайнюю степень, нет, не гнева, не испуга, не раздражения, не досады, а всего лишь навсего - удивления. Презрительного, ледяного, равнодушного удивления. Ее глаза округлились, как у хорошо пожравшей кошки: В чем дело? - так же спокойно и равнодушно повторила она.

          Витька был обескуражен, и я тоже чувствовал себя неловко. Мы взяли бадминтонные ракетки и вышли на лужайку перед дачей, чтобы получить эмоциональную разрядку.
          Мы играли очень темпераментно, что-то кричали друг другу веселое. Через пять минут из окна высунулась голова старушки и прошипела, что нажалуется нашим родителям, если мы не прекратим ругаться матом.
          Писатель уже вовсю стучал на своей машинке. Саша и Света умывались во дворе, там был оборудован умывальник, изобретение витькиного папы, конструкция его позволяла одновременно плескаться не менее, чем пятерым проснувшимся. Девочки рьяно чистили зубы, высоко задирая локти, обнажая подмышки. За домом стучал по столу пинг- понговый шарик.

          Наши похождения продолжались.
          Мы стали вести разведку в домах отдыха, пансионатах, и пионерских лагерях с целью найти себе подружек.
          Посещали танцевальные вечера в санаториях, было уморительно смотреть как Витька кружится в медленном танце с какой-нибудь одинокой дамой, мечтающей, конечно, о том, чтобы завести роман... но не с мальчишкой же в коротеньких штанишках и сандалиях на босу ногу! (Хотя - кто их знает?..)
          Витька, нисколько не смущаясь, приглашал на танец всех женщин без разбору, млел, обнимая их, и его брюки нагло оттопыривались в районе ширинки, он терся этим местом о дамское бедро... Потом приходил администратор и выгонял нас на свежий воздух, как недееспособных.
          - Ты бы там, в комнате, был таким смелым... - говорил я ему, - был ведь шанс...
          - Первый блин всегда комом, - отвечал мне Витька.
          Мы купались в море, ныряли с вышки, выбирая места, где купались группы пионерок из ближайших лагерей. Витька был хорошим пловцом и любил проделывать одну шутку: нырял под воду, подплывал под водой к девочкам, надрачивал свою письку, переворачивался, стягивал с себя трусы и неожиданно всплывал кверху животом перед самым носом у девчонок, демонстрируя им свой эрегированный член.
          Он называл эту игру - "подводная лодочка".
          Девчонки, как правило, уморительно визжали.

          С пионервожатыми Мариной и Наташей мы познакомились на пляже. Они были студентками Института гражданской авиации и летом подрабатывали в соседнем с нашей дачей лагере.
          Я занял очередь в кабинку для переодевания, стояла редкостная для нашей широты жара, не продохнуть, плавился асфальт, вяли лопухи и песок обжигал пятки. Две девушки заняли очередь за мной. Тут появился улыбающийся Витька и заорал девушкам:
          - Мы вас пропускаем вперед!
          Меня он, однако, не спросил, хочу ли я кого-то пропускать вперед себя в такую выматывающую силы погоду.
          Зато, благодаря этому, мы были приглашены в гости к девушкам - на чай, в маленькую комнатушку, где вдвоем ютились студентки.
          - Понял, как надо знакомиться!? - шепнул он мне.
          - Да, на фиг мы им нужны...
          Так завязалось наше знакомство, продолжавшееся около месяца, и плавно перетекшее в легкую привязанность.
          Мы с Витькой влюбились в Марину. Мне было обидно за Наташу. что никто из нас в нее не влюбился, она тоже была красивая. Но мне кажется она не сильно переживала из- за этого.

          Вскоре нам пришлось искать подарок для Марины - у нее был День рождения.
          Надо было преподнести цветы, это мы знали. Но где их взять? Цветы на рынке были нам в тот момент не по карману.
          Мы решили их украсть... Возле одного из ведомственных санаториев были разбиты большие клумбы, на которых росли шикарные сортовые розы - высотою, наверное, с нас. Стебли у них были в палец толщиной, а бутоны - с кулак витиного папы. Листья у них были наполовину темно-зеленого цвета, наполовину - темно-красного. Раньше я таких роз никогда не видел.
          Мы подошли к металлическому забору-сетке и ловко перемахнули через него, спрыгнув в густые кусты акации, и пошли по тропинке в сторону клумб.
          Теперь надо было быстро, тихо и незаметно для окружающих срезать хотя бы один цветок - одного вполне хватило бы.
          Сунув руки в карманы джинсов, мы прошлись по асфальтированной дорожке туда- сюда, вдоль роскошных клумб, и как бы между прочим присели на краешек одной из них.
          Неподалеку на скамейке подремывал пенсионер, у него на голове, несмотря на жару, была шляпа.
          На шляпе, складывая и снова расправляя крылья, сидела бабочка цвета перезрелой вишни.
          По соседней дорожке гулили мама с дочкой, дочка противно канючила:
          - Хотю петуфка на палофке, хотю петуфка!..
          На что мама ей спокойно и невозмутимо отвечала:
          - А слона в сметане не хочешь?..
          Этот диалог, пока мы сидели, они повторили раз двадцать.
          Витька оглянулся по сторонам еще раз и достал из кармана складной нож. Замирая от страха, он нащупал, не глядя, одной рукой стебель цветка, а другой попытался срезать его.
          Стебель этой породистой розы был упругий и твердый, и перепилить его оказалось непросто. Витка делал это на ощупь, глядя в одну сторону, я же смотрел в противоположную: не заметил бы кто.
          Наконец, последние волокна были перерезаны, и роза мягко упала на бордюр. Я снял рубашку и набросил ее на цветок. Затем взял его в руки, и мы пошли обратно в сторону забора.
          Мимо нас прошел мужчина, на ходу читавший газету. Мужчина посмотрел на нас, увидел украденную розу, предательски выглядывавшую своим красным бутоном из рубашки, хотел как будто что-то нам сказать, но, видно, передумал, опять уткнулся в газету и пошагал себе дальше.
          Сначала через забор перелез Витька и поймал розу, брошенную мною. Он тихо зашипел, видимо, укололся о шипы. Шипы были размером с сапожные гвозди и такие же твердые.
          Мы побежали по тропинке среди корабельных сосен, шумевших над нами своими высокими кронами, стараясь держаться подальше от открытых пространств. С правой стороны, сквозь деревья виднелись дюны, пляж и краешек моря. Слышим был шум волн, детские голоса и звонкие, как пощечина, удары по волейбольному мячу.
          Когда мы вернулись в свою комнату, то первым делом сунули розу под кровать, а затем пошли ужинать. Чуть позже Витина мама угостила нас клубникой. Мы волновались перед встречей с Мариной, но ничто не могло испортить наш аппетит.
          Нам, конечно, и раньше случалось влюбляться, но, в основном, в ровесниц, одноклассниц, соседок.
          Марина относилась к нам благосклонно. Вечером мы сидели в комнате у девушек, пили с ними в чай и играли в шашки. Как-то раз в дверь постучала одна из воспитательниц, вошла, увидев нас Витькой противно ухмыльнулась и посмотрела со значением. Когда она закрыла дверь, Марина тихо прошептала: "Вобла!.. Не обращайте внимания, мальчики..."
          Когда Марина сидела рядом, мне нестерпимо хотелось дотронутся до ее тела, до живота, до груди, до плеч, рук и ног. Я не сделал это только потому, что боялся, как бы она не рассердилась и не прогнала меня навсегда.
          Однажды Марина в шутку спросила меня, женюсь ли я на ней, когда вырасту. Я прикинул в уме разницу в возрасте и честно ответил: "Нет..."
          Мы ждали с Витькой положенного часа, когда дети улягутся, чтобы идти в гости. Мы решили, что идея преподнести розу - хорошая идея. Мы знали, по разговорам взрослых, что женщины любят, когда им дарят цветы. (Правда, когда я вырос, мне встретилась женщина, которая терпеть не могла цветов, но это - другая история). То, что цветок был украден, придавало этому акту особенную романтичность.
          Подарок ей понравился, она была искренне рада. Наше настроение испортил физрук, молодой парень, который сидел вплотную к Марине. Они нравились друг другу, это было понятно сразу. Он был подающим надежды футболистом, членом республиканской сборной, и бегал по утрам, поджарый и резкий как доберман-пинчер, вдоль берега моря, гоня впереди себя мяч.
          Мне он не нравился, он казался мне слишком наглым и самоуверенным. Когда пробило одиннадцать, он сказал Витьке:
          - Вам бай-бай не пора ли?
          - А ты мне папа, что ли? - огрызнулся Витька.
          Тем не менее мы ушли: во взрослой компании, состоящей из пионервожатых, физрука, плаврука и аккордеониста, мы были лишними.
          Ночь была душной, и мы легли спать в беседке. Рядом колыхались пышные ветви орешника, и светила сквозь них луна, то открываясь то закрываясь для взора, в зависимости от качания веток. Где-то далеко играла музыка и чувствовался слабый запах костра и жаренного мяса.
          - Анекдот хочешь, - сказал из темноты Витька. - А еще у меня, я чуть не забыл, банка с пивом спрятана... Только, чур, пойдешь за ней - ты... Она под домом спрятана... там окошко есть, пролезешь...
          - Угу... Ну только, давай, сначала, свой анекдот...
          - Сидит девочка в песочнице, играет... К ней подходит страшный уголовник и рычит на нее злобно: "Девочка! Жить хочешь!" А она ему: "С тобой, что ли, старый козел?!"

          Мы стали завсегдатаями одного шалманчика на открытом воздухе, неподалеку от моря, и вот почему: девушки, которые убирали там со столов грязную посуду нам очень нравились. пиво там, правда, тоже было неплохое, а на закуску - сыр, нарезанный аккуратными ломтиками и соленое, сухое печенье с тмином. Поначалу для меня любое пиво было на один вкус, постепенно я стал разбираться лучше и уже отличал не только плохое от хорошего, свежее от несвежего, но научился угадывать сорта на вкус. До Витьки мне, правда, было еще далеко: он распознавал сорта по цвету и запаху.
          - Хорошее пиво испытывают так: льют его на табуретку и садятся сверху жопой. Посидят несколько минут и встают. Если табуретка прилипает к штанам накрепко, значит, пиво - высший сорт...
          - Попробуй...
          - Жалко... Да и не приклеится... Это так в Германии проверяют, не у нас... Мой дед, правда, сам умел варить. Тоже, говорят, хорошее... Отцу секрет передал, но он не варит...
          - Почему?
          - Возни много... Такая, вроде, чепуховина, а сложнее, чем шампанское...
          В это момент подошла девушка, забрала пустые кружки и протерла деревянный стол.
          - У нее халат на голое тело, - сказал Витька, когда девушка отошла к соседнему столу. - Во всяком случае - без лифчика...
          - Нет, лифчик у нее есть: сквозь халат на спине видна застежка... Смотри. когда наклоняется, сразу заметно...
          - Нет у нее лифчика: соски просвечивают...
          - Я не вижу, тебе, наверное, уже мерещится... И вообще, есть такие лифчики, поддерживают грудь только снизу... Я в журнале видел...
          - Нет, ты видишь, какой лифчик!.. У нее же свободно болтаются!.. У меня же глаз - алмаз!..
          - Познакомимся?..
          - Давай...
          - Начинай...
          - Почему я?..
          - А почему бы не ты?..
          Мы стали частенько, когда была кое-какая мелочь, захаживать в этот шалман и глазеть в упор на девушек, посудомоек и уборщиц. Они нас заметили, стали перешептываться, кивали головой в нашу сторону и посмеивались над нами. Кажется, они держали нас за идиотов.
          Вечером, к закрытию, за ними заезжали взрослые парни на мотоциклах, увозили их в сторону моря и гоняли по берегу туда-сюда. Рев мотоциклов был слышен даже из наших комнат. Черные мотоциклы были собраны вручную, из разных частей, украшены никелированными прибамбасами и поэтому имели весьма экзотический вид. У некоторых на бензобаках были нарисованы белые крестики.
          - Знаешь, что означают эти кресты? - спрашивал меня Витька.
          - Что?
          - Сколько человек на этой тачке уже разбилось... Один крест - один труп... Мне отец никогда мотоцикл не купит... Я сам себе куплю... Р-р-р... Р-р-р... - Он изобразил, что ставит воображаемый мотоцикл на заднее колесо... - Девки виснуть будут!..

          На соседней даче жила девушка. Она занималась спортивной стрельбой и училась в Институте физкультуры.
          Мы знали ее лишь в лицо, до того дня, когда, возвращаясь в моря, не увидели ее сидящей на подоконнике второго этажа. Она помахала нам рукой. мы ответили ее тем же. На ней была облегающая грудь тельняшка.
          - Хорошая грудь, - сказал Витька.
          - Я не слепой, - ответил я.
          - У нас есть пиво! - крикнул ей Витька снизу.
          - Ну, так заходите, - ответила она.
          Мы поднялись по скрипучей лестнице наверх.
          - Вообще-то я пиво не люблю, к тому же я решила похудеть, - сказала нам девушка.
          - Это зря! - ответил Витька.
          - Ты думаешь?
          - Да, так в самый раз. Ни больше, но и не меньше.
          - Все равно мне больше нравится сухое вино.
          Она достала бутылку и мы выпили втроем. Потом мы с Витькой залили "Рислинг" пивом.
          - Вы с ума сошли!.. - сказала девушка, - нельзя смешивать!..
          - А нам нравится смешивать, - сказал Витька. - Когда в желудке начинается реакция - это особый кайф!..
          Мы сыграли несколько партий в "дурачка", но вскоре я почувствовал, что от жары, пива и вина совсем сморился. Витька еще держался.
          Потом девушка взяла из угла гитару и спела несколько бардовских песен, от которых меня всегда, сколько себя помню, клонило ко сну, про туманы что-то и про тайгу.
          - Следующим летом я поеду на Байкал... Там будет проходить фестиваль авторской песни!.. Это так здорово!..
          - Наверное, - зевнул Витька, - но нам и здесь хорошо...
          Не помню, как я уснул. Проснулся - уже темно. Рядом, на той же кровати, дрых Витька, положив голову на девичий живот. Я растолкал его и мы собрались домой. Девушка пробурчала сквозь сон что-то нечленораздельное. Мы накрыли ее одеялом и вышли.
          - Тебе не показалось, что у нее не все дома?.. - спросил меня Витька.
          - Да, нет, вроде ничего... Немножко странная... Но у меня сосед - тоже песни пел под гитару и ездил в тайгу, он тоже был немного странный... бородатый такой... так что это ничего...
          Утром случился маленький скандал.
          Девушка пришла к Витькиным родителям и рассказала им про наше посещение и про то, что она, якобы, проснувшись утром, обнаружила, что лежит совершенно голая.
          - Ну и что? - возразил Витькин папа. - Я тоже не в тулупе сплю.
          - Но заснула я одетой, а проснулась - голой!..
          Виткин папа позвал нас.
          - Посмотрите на них, милая девушка: они ростом вам еле до живота достают... Что вы хотите от этих детей?.. Они еще в машинки играют...
          Когда девушка ушла, Витькин папа сказал:
          - Чокнутая какая-то... Глаза странные... Слушайте, вы! - он повернулся к нам и строго зыркнул глазищами. - Вы ее трахнули?
          - Что ты, Валера, такое говоришь! - вмешалась Витькина мама. - Они же дети!..
          - Подожди... Так трахнули вы ее или нет?
          - Не-а, - ответили мы одновременно. Нам хотелось спрятаться от него подальше.
          - Точно не трахнули?!.
          - Точно!
          - Ну и дураки!!!

          В общем, в то лето нам с Витькой так и не удалось совершить моральное падение и потерять невинность. Это случилось несколько позже, и было не так интересно, как нам представлялось.
          Теперь же мы видимся очень редко. У нас разные интересы, мы вращаемся в разных кругах. Если и встречаемся, то случайно: город не большой, стоит выйти на улицу и пройтись по центру, как тут же встретишь половину всех своих знакомых. Болтаем минут пятнадцать и расходимся.
          Я мало знаю о его жизни, он, наверное, мало знает о моей.
          Мне известно, что за эти годы в его жизни было многое: два курса архитектурного факультета, большая любовь, большое разочарование в любви, слабые наркотики, потом - посильнее, больница, удачные челночные поездки в Польшу и неудачная работа в солидной фирме. Теперь у него, кажется, все о`кей, что-то продает, что-то покупает, я в этом не силен, стал модным, серьезным, деловитым, но что радует, не "крутым". Долгие занятия тайским боксом сделали его движения ловкими и уверенными, походка стала нормальной, теперь его не шатает при каждом шаге из стороны в сторону. Лицо его осталось по-прежнему наивным, смешным, но его детская глуповатость со временем превратилась в особый род мужского обаяния (он стал похож на мягкую детскую игрушку, то ли на медвежонка, то ли на бобра), которое, порою, так убийственно действует на женщин.

Александр МельникНа даче

Александр Мельник
На даче