| |
Александр Брятов
Стихотворения
* * *
Мне нравится разглядывать без грусти
сквозь выпуклое стеклышко души
как осень поджигает захолустье -
а дождь его не в силах затушить,
как бережно раскачивает ветер
батут сырого неба нитяной,
где ангелы резвятся словно дети,
зажмуривая крылья за спиной.
* * *
По росе с утра, разувшись загодя,
приминая стебли хлёстких трав,
по холму сбежала роща к заводи,
у воды на цыпочки привстав.
Как девчонка с косами до пояса
вертится в обновке у трюмо.
Смелости б набраться, познакомиться,
угостить столичным эскимо,
под руку пройти с такой красивою
у друзей дворовых на виду,
а наступит ночь - раздуть под ивою
к берегу прибитую звезду.
* * *
Ерошит листья свежий ветер
у целомудренного клена.
По переулку бродит вечер,
твоей походкой изумленный.
В отцовской куртке не по росту,
прищурившись, обходит лужи,
неловко курит папироску -
кому такой нелепый нужен,
когда, другими не замечен,
по лопухам из-за сарая
раскосый дождь тебе навстречу
бежит, пути не разбирая!
* * *
У весны звенят ключи в кармане.
Распахнули двери сквозняки.
Город, заблудившийся в тумане,
промочил ботинки у реки,
и бормочет что-то отрешенно,
разгребая прошлогодний хлам,
взмахивая, как умалишенный,
рукавами рваными реклам.
Первый снег
Ночью грянет циклон атмосферный
как хазарский набег,
и укутает улицы первый
переливчатый снег.
А наутро с восторгом чухонца
будешь щурить глаза
от неистовых бисерин солнца,
расплескавших азарт
по кустам, тротуарам и крышам -
и внезапно поймешь,
что каким-то нелепым и лишним
мельтешеньем живешь,
что, как пыль в саркофаг перламутра,
в бесконечный покой
ничего из слепящего утра
не затянешь с собой.
Не набьет, как ни крутится, память
на кассету свою
этот свет, что не сможешь представить
ни в аду, ни в раю.
Камень
Я - камень, сброшенный с горы
движением земной коры
в ущелье поперек потока
с предназначением лежать
и тем два берега сближать
до нескончаемого срока,
общаться с вечностью на "ты",
под мерным натиском воды
смягчая грани год от года,
в конце затерянной тропы
служить опорой для стопы
задумчивого пешехода.
Концерт для фортепиано с оркестром
Взмахнул крылами пианист, садясь на стул.
Рояль осклабился всей мавританской мордой,
педалью глянцевой сообщнику кивнул -
и тишину разбили вдребезги аккорды.
Звук высекая из рояля как тапёр,
мучитель публику, как комара в прихожей,
меж указательным и клавишей припёр
(к тому же маленькой, к тому же чернокожей)!
Рука, похожая на дерзкий клюв орла,
клевала темечко немецкого оркестра,
и там, где музыка безвольно умерла,
из флейты новая страдалица воскресла -
чтоб жилы вытянуть и к палочке прибить,
проканифолить, полоснуть по голым венам,
и отпустить на все четыре - дальше жить:
не сразу, может быть... глотками... постепенно...
Ночь
Я питерской сыростью грежу в ночи,
цедить ее ртуть для меня - что воскреснуть.
Кораблик на шпиле, как пламя свечи,
дежурным огнем озаряет окрестность,
где, неразличима почти с высоты,
сжимается юность шагреневой кожей,
где ветер шутя вырывает зонты
из зябнущих рук мимолетных прохожих,
где тощие кошки лакают впотьмах
из луж электричества бледную россыпь -
я тенью брожу в одиноких дворах,
и время, как эхо, хранит мою поступь.
Лишь там, где пройти парапетом до звезд
останется шаг только сделать, ей-богу,
железной рукою надломленный мост
мне словно шлагбаум отрежет дорогу...
Золотая рыбка
На берегу неотчетливо-зыбки
контуры длинных теней.
Плещется солнце, как снулая рыбка,
в хрупком садке из ветвей.
Как стрекозиные крылья непрочным
стянуты льдом полыньи.
Неторопливых прогулок короче
предновогодние дни.
И не успеешь подкрасться поближе:
вскрыв перепончатый лед,
редкий улов в чешуе ярко-рыжей
в черную воду нырнет.
Белый переворот
Зима пошла на приступ ночью.
Домам заткнули уши ватой,
когда сугробы брали почту
и телефоны-автоматы.
Снега ломились в коридоры,
свершая чудеса отваги...
К утру бескровно сдался город:
на всех углах белеют флаги.
* * *
Окно пришторено как сцена
провинциального ДК,
где тень и свет попеременно
играют приторно слегка
поднадоевшую репризу,
да жалко гнать фигляров прочь,
покуда сеет по карнизу
горошины горстями ночь.
|
|
|
|
