| |
Димитрий Эстрин
Долгие проводы (венок сонетов)
1. Санкт-Петербург
Тронь сердце, как струну. Оно поёт.
Оно судьбой натянуто до звона.
Сквозь муть стекла твоё лицо встаёт,
И сквозь лицо мелькают перегоны.
Я вызубрю, наверно, наизусть
Между столицами за милей милю.
Я хороню в себе перронов грусть,
Я хороню себя, но верю силе,
Что держит сквозь пожухлую траву
Там, где не можем удержать мы сами,
Натянутой стальную тетиву,
Что пролегла меж нашими сердцами.
И бьётся в пыль воспоминаний бремя
О жизни, прожитой в другое время.
2. Тосно
О жизни, прожитой в другое время,
Ложатся строки в купленный формат.
Обложек пёстрых выстроилось племя,
Как пёстрых судеб выстроился ряд.
Герои бесконечной чередой
Уходят в бой за чью-то справедливость
И пропадают. В старине седой
Мы ищем потерявшееся диво,
Как два безумца. Но взгляни в лицо
Того, кто встанет рядом в лихолетье.
Блеснёт на ножнах медное кольцо,
И два клинка блеснут на встречу смерти.
И оживёт страдание твоё
О вымпеле, венчавшем остриё.
3. Чудово
О вымпеле, венчавшем остриё,
Осталась память только на страницах.
И падает сквозь пепел бытиё
Подстреленной над полем боя птицей.
Сожми в ладонях трепетную плоть,
Согрей дыханьем смерть на грани жизни.
Не надо раньше времени колоть
Быков к предполагающейся тризне.
Я жив, пока дыханием своим
Ты согревать готова эти строки.
Я вечный странник, вечный пилигрим.
Не для меня считают Парки сроки.
Поверь, любимая, вернётся время
Копья, что древком упиралось в стремя.
4. Любань
Копья, что древком упиралось в стремя,
Наверно, заждалась моя рука.
И ожиданья тягостное бремя
Ложится на бумагу, как строка.
Гусиное перо, копьё, стакан
Из рук твоих приму как откровенье.
И сохраню в душе, как талисман,
Касанья рук чудесное мгновенье,
Касанья губ заиндевевший бред,
Касанья тел восторженную негу...
Произнесён последний мой обет,
Дорога выстилается по снегу,
Осёдлан конь, в суме лежит фирман.
Охота началась. Сквозь злой туман.
5. Малая Вишера
Охота началась. Сквозь злой туман
Рванулась с поводков коротких свора,
Рванул с плеча под ноги доломан,
И в поле стало не до разговоров.
Кругом флажки. Куда ему теперь?
Загонщики рога уже достали.
И ощерившись, приседает зверь
Перед прыжком навстречу острой стали.
Кто там сказал, что больше не могу?
Кто вымолвил, что мне придётся туго?
И, оставляя шкуру на снегу,
Я вырываюсь из стального круга.
И пусть в бессильно-яростной погоне
Намётом выстилают землю кони.
6. Окуловка
Намётом выстилают землю кони
И оставляют след. И талый снег
Под натиском копыт скрипит и стонет
И опадает. И уходит век.
Не замечая времени оков,
Проходит жизнь сквозь бывшее столетье.
И огибает перевал веков
Тот век, когда Тебя я снова встретил.
Горит бумага. Жизнь воспримет гарь,
И человек живёт, считая даты,
Которые ни в чём не виноваты.
Но их вычёркивает календарь.
Мы пишем жизнь. Нас пишет жизнь сама.
Рассыплются страницами тома.
7. Угловка
Рассыплются страницами тома
Библиотечных книг пережитого.
Я жду, когда окончится зима
И мы с тобою будем вместе снова.
И я губами снова соберу
С твоих ресниц росу своей печали.
И снова руки протяну к костру,
С которым мы вчера весну встречали.
Я больше не желаю провожать.
Мы рождены для встречи. Только встречи.
Рвануться с места, подхватить, прижать
К своей груди доверчивые плечи.
И даже если будем мы на троне,
Останется полжизни на перроне.
8. Бологое
Останется полжизни на перроне.
Останется полсмерти рядом с ней.
Два дня блистать жемчужиной в короне.
Чёрт знает сколько жить подсчётом дней.
Вернуться вновь. В мальстрим твоих зрачков
Нырнуть лицом. Дрожащими руками
Прикрыть поток уже не нужных слов
И утонуть в незримом океане
Безумной нежности. И до утра
Метаться в чарах ласки и забвенья.
И позабыть мучения пера,
И жизнь прожить в последние мгновенья.
Застынет на губах прощанья соль.
Родится день. Уснёт с рассветом боль.
9. Вышний Волочёк
Родится день. Уснёт с рассветом боль,
Чтоб отдохнуть немного до заката.
Ужель весь свет лишь горестей юдоль?
Кому, в конце концов, всё это надо?
Терзаниями украшать свой день -
Не самая приятная работа.
Что ж? Солнца свет укутывая в тень,
Ждать телефонной трели по субботам?
Я не согласен. Я чуть-чуть "того".
Меня достало путь делить на строки.
Я буду счастлив только от того,
Что кто-то есть на том конце дороги.
И я пойму, как это всё же мало:
Эпоха от вокзала до вокзала.
10. Спирово
Эпоха от вокзала до вокзала.
Тысячелетия коротких встреч.
Всё это, согласись, уже не мало,
А значит, сердцу есть чего беречь?
А значит, есть причины для того,
Чтоб грезить беспокойными ночами,
Ловя обрывки сна не своего?
И разве можно выразить речами
Минуты бесконечно сладких грёз?
Мгновения безмолвного страданья?
Когда на самом деле и всерьёз
Захлёбываешься воспоминаньем.
И не остановиться. Лишь позволь,
Суфлёр начнёт читать чужую роль.
11. Лихославль
Суфлёр начнёт читать чужую роль,
И губы произносят против воли
Слова чужие и чужую боль,
Когда её не надо, этой боли.
Когда глаза впиваются в глаза
И каждый взгляд красноречивей песни,
Ну что нам могут губы рассказать?
Для них найдётся дело интересней.
Не слушай, милая, дурацких слов.
В такой момент душа уже не слышит.
Слова не смогут описать Любовь.
Любовь - она неизмеримо выше.
А если всё же слово прозвучало,
Откройте занавес. Начнём сначала.
12. Тверь
Откройте занавес. Начнём сначала.
Как жаль, что невозможно повторить
Тот миг, в который нас с тобой связала
Волшебная, невидимая нить.
Но каждый раз в объятиях твоих
Я снова не могу закончить вдоха,
И снова создан мир для нас двоих.
И создан, чёрт возьми, не так уж плохо.
Строка к строке смыкаются в кольцо,
Словесные ручьи рождают реки.
Но разве можно описать лицо,
Плывущее сквозь сомкнутые веки?
Но что лицо? Лишь зеркало забот.
На лицах грим. Под гримом - кровь и пот.
13. Солнечногорск
На лицах грим. Под гримом - кровь и пот.
Стесняют непривычные костюмы.
Круг непонятных, мелочных забот,
Предписанные чьей-то волей думы.
Но там, вдали от любопытных глаз,
Когда поблекнут декораций краски,
Я наконец смогу увидеть Вас,
В бесстыжей наготе лица без маски.
На тёмно-синем ложе тишины
Мы открываем истинные лица,
И Эхо, отражаясь от стены,
На сотни Эх восторженно дробится.
А после вновь кулис сомкнётся свод.
И между нами - сцены эшафот.
14. Клин
И между нами сцены эшафот,
И имя эшафоту - пол-России.
– Что? Где билет? Да где-то был... А, вот!
– О чём Вы там ещё меня просили?
– Бельё? Какое, к дьяволу, бельё
На верхней полке возле туалета?
– Спасибо, у меня, мадам, своё.
– Чай? Нет, не надо... - Слава Богу, еду.
В тревожный сон вкрадётся с лязгом Тверь.
– Почти Москва. Пора - курить охота.
И пачки две уходит, верь не верь,
В подвешенную баночку от шпротов.
Столица подплывает и встаёт.
Тронь сердце, как струну. Оно поёт.
МОСКВА
Тронь сердце как струну. Оно поёт
О жизни, прожитой в другое время.
О вымпеле, венчавшем остриё
Копья, что древком упиралось в стремя.
Охота началась. Сквозь злой туман
Намётом выстилают землю кони.
Рассыплются страницами тома.
Останется полжизни на перроне.
Родится день. Уснёт с рассветом боль.
Эпоха от вокзала до вокзала.
Суфлёр начнёт читать чужую роль.
Откройте занавес. Начнём сначала.
На лицах грим. Под гримом - кровь и пот.
И между нами сцены эшафот.
|
|
|
|
