| |
Евгений Батурин
Это я, «мент позорный»
Начало Продолжение
"Погоняло" это нам не уголовники выдумали! Уголовная братия все больше нас
"суками" и "падлами" величает, либо "гражданин начальник", если на цугундер зацепят. Откуда
"менты позорные" взялись? Мы все, под одну гребенку, "мусора" и "менты позорные", без
различия просчетов, заслуг и званий. Это нам по наследству досталось. Скорее всего, от ребят
ретивых с синими околышами, которые "врагов народа" сотнями тысяч лицом ко рву ставили, и
стволы наганов в затылки упирали. Да и после них кое-кто постарался, и ныне старатели
имеются. Торжественные концерты Дню Советской милиции посвященные по телевизору
смотрите? Ну, посмотрите на первые ряды. Сытые там "пацаны" сидят, как будто не на
ментовскую зарплату живут.
Не о них речь. Речь о правильных "позорных ментах". Человек с пеной у рта и топором в
руках, гоняющийся по двору за своей женой, не поймет ничего, кроме удара ногой в пах или пули в
ногу. С таким бесполезно и опасно разговаривать. Пнешь его между ног, топор отнимешь, а он
на тебя обижается - шипит, слюной брызжет. А и как не пнуть? Или шею для его удовольствия
по топор подставить? Не реагирует он на заявления типа: "Гражданин прекратите немедленно
своё хулиганское безобразие".
Все! Теперь для него на всю жизнь любой мент - "мент позорный". А тут жена, которая
только что "за ради Христа" мечтала с жизнью не расстаться, норовит глаза тебе
выцарапать с криками: "Да, что же это творится? Менты убивают!". А чего обижаться?
Скажи спасибо, что не пристрелили. А ведь могли, и на законном основании. Вот и приходится
разговаривать гражданином правонарушителем на понятном ему языке. Другого языка он не
понимает. Мы с ними говорим на одном языке. Все эти разговоры о перевоспитании сознания -
бредни политруков с коньячным перегаром поутру. Надо же им как-то своё существование
оправдывать. Если человека правильно не воспитали, его потом не перевоспитаешь. Тем более в
тюрьме. Не то это место, где люди перевоспитываются.
Со "снайпером" встречался потом. Чуть погодя, изъяли мы у папы боевой подруги
"стрелка" двуствольный обрез, а тот возьми да брякни: обрез принадлежит будущему
родственнику. Поехал я в СИЗО, к "стрелку" на "свиданку" - выяснять происхождение обреза.
Приезжаю. Бумаги оформил на вывод, а мне и сообщают: вывели его уже - общается с адвокатом.
Захожу, извиняюсь. Действительно беседует с адвокатом. Солидная мадам этот адвокат, не из
дешевых. Представился, пояснил цель своего приезда. Смотрю, мадам на меня неласково
коситься начала:
- " Это не вы моего клиента пистолетом по голове избивали? Мы тут на вас жалобу в
прокуратуру готовим".
- "Я! Только не избивал, а ударом пистолета воспрепятствовал попытке оного, ранее
судимого, гражданина завладеть огнестрельным оружием, из которого он ранее вел стрельбу
боевыми патронами по законопослушным гражданам", -
Скрывать мне ни к чему, всё в рапорте описано, следователем протокол моего допроса
оформлен и в уголовном деле "пронумерован, прошит и опечатан печатью". Повертела адвокат
головой и опять мне:
- "Вы мне своё видение ситуации подробнее не опишите?".
Описал я ей своё видение ситуации. Потом она "стрелка" расспросила подробно, а он
головой кивает, всё, дескать, так и было. Надо ему отдать должное - лишнего не придумал.
Поговорили еще, смотрю, она бумажки свои собирает в портфель, к уходу вроде готовится. Я
свою канцелярию готовлю - для беседы по обрезу. Парень глазами хлопает: а как же жалоба в
прокуратуру? Повернулась мадам к нему и поясняет:
- "Ты парень, капитану спасибо скажи, что тебя не пристрелил. Ему и надо-то было
дождаться, когда ты винтовку в руки возьмешь. Тебя уже зарыли бы, а ему медаль вручили. Так,
что капитан ради тебя своей медалью пожертвовал. Отбудешь срок, ящик коньяка ему проставь, в
порядке компенсации. Жалобу можем оформить, только нет тут никакой перспективы".
Это она так думает, что нам тут не чают, как медаль на грудь подвесить. А я то знаю, что
кроме "пинков" от верхнего начальства, никаких медалей мне не светит. Да знаю я, что таких
адвокатов не бывает. Только так и было, везет мне видимо не только с жуликами, но и с
адвокатами. Неведомо ей, что я с пистолетом без патронов бегал, а были бы патроны, может, и
пристрелил... Да нет, пожалуй, не пристрелил бы. Разве что, вопрос встал бы: или-или?
С тех пор я с этим "стрелком" не виделся. Коньяка от него естественно не жду. Я не со
всеми коньяк пью. Я его вовсе не пью. Не по карману мне коньяк. А и то? Взяток-то я не беру,
какой уж тут коньяк? А не беру, потому что не предлагают. А и правильно, что не предлагают.
Рискованное это дело, взятки мне предлагать. Да все про это знают. Оттого и не предлагают. Всё
оттого, что когда мама мною беременна была, нас с ней телега переехала. Да не по животу, по
ногам её. И становлюсь я, когда меня сильно рассердят, слегка бешеный. Если бы по животу, то
вышла бы мне прямая дорога в политработники подаваться. Это я так - дурачком прикидываюсь.
Чтобы начальству не показалось, что я "шибко умный". Дурачкам жить легче. Начальство
дурачков любит.
Район у нас самый забойный в городе, а территория, закрепленная за "опорным", то есть за
нами, самая забойная в районе. И оказываемся мы не в лучшее время, не в лучшем месте. Так и
течет ментовская жизнь. Долбят нас все кому не лень, где ни попадя, и как Бог на душу положит.
Только успевай отмахиваться. Ну, про всех кому ни лень, я, пожалуй, через край хватил. Мы тоже
в долгу не остаёмся. Лишь иногда рутина скрашивается какой-либо шуткой сомнительного
остроумия. Шутки эти хоть и дурацкие по большому счету, но позволяют сбросить напряг,
накопленный ежедневным вынужденным общением с не самыми лучшими представителями
человечества.
Мы все приходим в ментовку с наилучшими побуждениями - служить и защищать.
Проходит время и оказывается что на самом деле всё не так, как в книжках и кинофильмах.
Приходишь "одуванчиком", которого выворачивает на изнанку при виде внутренностей,
вываливающихся из жертвы преступления. Блюёшь при осязании чужих сломанных костей.
Блюешь, когда при попытке поднять потерпевшего, сваливается и повисает на лоскуте кожи
затылочная часть черепа, открывая испещренный извилинами мозг с каплями сукровицы на
поверхности.
Потом привыкаешь. Привыкаешь к крови, зрелищу мертвых, расчлененных тел.
Привыкаешь к трупному смраду, трупным червям на чужих глазах. Привыкаешь, блюешь,
привыкаешь. И не можешь привыкнуть. Так уж вышло, что пригласили тебя не бумажки на
столе перебирать. Не можешь привыкнуть к зрелищу ран на живом человеке - к откушенным
носам, рубленным ранам, проникающим ножевым ранениям... Это зрелище наносит боль, будто
это твои раны, будто их только что нанесли тебе.
Бывает и иначе - шиворот на выворот. Поехал я в бытность свою участковым инспектором
на семейную ссору. Соседи позвонили, что "пьяный муж убивает жену и двадцатилетнюю дочь".
Приехал. За дверью верещат - "мама не горюй". Точно убивают. Громыхаю сапогом в дверь,
чтобы злодей от семейства своего отвлекся, да на меня внимание обратил. А он и обратил,
открывает дверь: мать твою трамтарарам. В левой руке - топор, в правой - молоток. Обоерукий
боец. Как витязь былинный - с обеих рук воевать обучен. Пьяный в дым! Лицо черное от сажи.
Профи с шинного завода. Они там так в саже кувыркаются, что после двадцати лет трудового
стажа отмыться невозможно - в кожу въедается.
Корячится человек всю жизнь в этой саже, стремится куда-то: вот еще немножко и
выбьюсь в люди... Проходит десять, двадцать, тридцать лет. Ан нет, не получается выбиться - та
же сажа, только уже не отмыть её. Заворачивает он со смены в гастроном, берет бутылочку
дребедени, из сучков выгнанной, глотает, рукавом занюхивает. Приходит домой и так ему обидно
становится за жизнь свою сажей пропитанную... Из сучков "она" забористая, так на агрессию и
тащит. А тут жена вместо того, чтобы разумно спать его уложить, что-нибудь нетактично вякает.
Слово за слово... и понеслось, по кочкам - "пьяный муж убивает жену".
Коридор узенький и удрал бы да некуда. Либо он меня топором, либо я его промеж ног.
Лучше уж я. Заскулил он бедный, топор бросил, ручкой правой раненое хозяйство поддерживает.
Ретираду из коридора взмахами молотка сопровождает. Вытащил я пистолетик от греха,
передернул. Если он меня по голове этим молотком приласкает, кто моих детей кормить будет?
Не государство же родное. От него дождёшься, в смысле, от государства. Двигаю в комнату.
Справа на диване жена его с дочерью бело-сине-красного цвета, как Российский флаг. В побоях.
Белый от страха, синий от синяков, красный от кровопускания. Осмотрелся. Нет у клиента моего
душегубских намерений, иначе давно бы при такой вооруженности родственников меленько
нашинковал. Просто он душу решил отвести по рабоче-крестьянски.
Оппонент мой в угол отступил, к молотку гладильную доску присовокупил: хана тебе
мент! Я кумекаю, как бы мне от него молотком по голове не получить, а он на пистолет косит. А в
глазах страх разливается. Но все равно шумит: хана тебе, мент! А у самого лицо - вот-вот
заплачет. И шибко ему, однако, страшно, хоть и хмель в голове гуляет. Чую: не хватит у него духу
молотком меня угостить. Понты это всё. А ведь ничего не боялся, пока я ему в пах сапогом не
угодил. Увидели его родственники меня с пистолетом в руке да как с визгом надрывным возопили
хором:
- "Убей его, участковый! Убей паскуду! Убей его к ядреной фене".
Страшно им тоже. Никак, совсем на себе крест поставили - помирать собрались. А я как
вопли услышал: убей, убей, убей, так и вздрогнул. Не по себе мне вдруг что-то стало. А они, леди
эти с шинного завода, знай себе, визгом захлебываются: убей, убей, убей. И так им хочется, чтобы
я его убил, что мне от этого убивать его, напрочь, расхотелось. Да собственно и раньше не
хотелось, просто я что-то мало-мало разгорячился. Не иначе, как с перепугу за пистолет
ухватился. Возможно он и паскуда. А может и они, дамы эти, до паскудства его довели. Кто
знает? Сунул я "макар" в кобуру и взял его так. Он, видать, настрой мой понял, а посему больших
усилий к моей ликвидации не прикладывал, сразу приступил к капитуляции. Сначала гладильной
доской в меня запустил, а потом и молотком. Для вида. Я его понимаю. Не может же он мне
просто так сдаться. Стыдно ему перед дамами.
Вероятно, он и заслужил того, чтобы быть расстрелянным перед строем родственников.
Только пусть уж они сами с этим делом разбираются, по-семейному. У меня своих проблем
хватает. Ох, и выговорили мне потом эти дамы, за полное моё пренебрежение к просьбам
трудящихся, а также разгильдяйское поведение: убить, дескать, его, сволочь такую, надо было.
Убить.
А я не убил. И вопрос почти мирно решил - клиент понес минимально возможный урон.
Доставил в райотдел, а поутру и дамы его заявились, с заявлением, что претензий к нему не
имеют, что муж их и отец, опора и надёжа, "Ударник коммунистического труда" и "Победитель
социалистического соревнования 1978 года". А телесные повреждения они получили по
неаккуратности - гололёд на улице. Клиент тоже заявление написал, что претензий к сотрудникам
милиции не имеет. А что до гематомы в паху, так это он там же, где и его родственницы, на
гололеде поскользнулся. Вот бы я был хорош, если бы пристрелил. А так все довольны, и мне без
хлопот. А как же иначе? Интересы клиента превыше всего. Нас для чего держат? Служить
трудовому народу.
Привыкаешь к подлости, потом к ненависти, исходящей от реальных и
потенциальных "клиентов", начинаешь ненавидеть сам и привыкаешь к ненависти исходящей от
тебя, вообще к ненависти. Пытаешься привыкнуть и привыкаешь. Пытаешься привыкнуть и не
можешь. Ощущаешь весь этот поток страха, ужаса, ненависти, исходящий от жертв насилия,
свидетелей насилия, преступников совершающих насилие, и обращенный на весь мир.
Пропускаешь этот поток через себя, через свою душу, как через сито. Весь наш мир,
жизнь наша стояла, стоит, и стоять будет на насилии. Большом, или маленьком? Какая
разница? На насилии! Река помоев протекающая через твою душу ежедневно в течение десяти -
пятнадцати - двадцати лет не может не оставить черного, поганого следа. Какое сито
выдержит? Если ты нормальный "позорный мент", а не ссученный.
Намедни, нас с Башкой опять позорили "ментами позорными" на всю ивановскую.
Часиков так в семнадцать прилетает в опорный какой-то "щегол" лет пятнадцати и плетет, с
одышкой от бега, историю. "Щегол" с друзьями на лавочке бездельничал. Подходит к ним
"дяденька" лет двадцати пяти пьяненький, а может обкуренный. Поставил в бок "свинорез" без
всякого к тому повода - бегите пацаны отсюда, пока я вас по мужской части не почикал, Пацаны
дернули так, что только пыль завихрилась. Кому по мужской части быть почиканым хочется? А
"щегол" правильный оказался, до нас добежал - мало ли чего этому обкуренному в голову
взбредет. Рисует приметы - возраст, рост, одежда.
Бросили мы с Башкой писать индивидуальные планы борьбы с нашей местечковой
организованной преступностью. Выгребаем из "опорного" и давай по дворам принюхиваться. Со
стороны глянуть - псы псами, только не лаем. Гребем без шума и плеска, да приглядываемся: не
видать ли нашего Рембо. Все вроде обошли - пусто. Ну, ничего не поделаешь, возвращаемся к
"опорному". Идем не со стороны фасада, а со двора. Во дворе на скамеечке бабульки сидят, а
среди них... наш варнак. Точно наш! Приметы тютелька в тютельку - и рост, и возраст, и одежда.
Под нашим боком пристроился - во дворе "опорного". И с бабульками разговор ведет, и ручки у
него в карманчиках куртки, будто он там, в карманах нянчит чего. Ну, мы-то знаем, что палаш
при нём знатный. А ну, как он бабок "щекотать" им возьмётся? Встаем чуть в сторонке. Закурили,
оцениваем клиента.
Ошибиться нельзя - вдруг не тот, хорошего человека обидишь. Да и неприятностей потом
не оберешься. Не подойдёшь ведь и не спросишь: мужик, а не ты полчаса назад ножищем в
соседнем дворе размахивал и пацанов стращал на предмет лишения потомства со всеми
вытекающими последствиями. Тут жестко надо - хоп, и взяли. Рассусоливать опасно. Пока
курили, провели с Башкой консилиум. Как не крути, а диагноз один - наш это парень. "Свинорез"
формами из-под куртки так и прёт. Похоже, нет у него никакого кармана. Вырезан. Руку просто
засунул и нож за пазухой, так в руке и держит. Берем. Команда - не с..ть! Берем, так берем. Ручки
потрясывает - адреналин пошел по жилам. Возбуждение покруче сексуального будет! Ножом
"заполучить" - перспектива впечатляющая. Затушили мы дрожащими пальчиками свои хабарик с
чинариком и прямым курсом к этой компании. Башка речь толкает, типа: "Стоять! Бояться!
Уголовный розыск!". Бычок с ходу в драп ударился. Ясное дело. Он! Не ошиблись мы.
Не успел он от бабок и трех шагов сделать, мы его цап-царап, под руки и подхватили. Я
слева, Башка - справа. Справный "бычок" попался. Покрупнее меня. Сильнющий! Башка тоже
парень сильный, но легкий. Закрутился юлой, наш башибузук, завертелся как червяк на
рыболовном крючке. Башка правую руку ему держит, не дает из кармана с ножом выхватить. Я
ему левую руку за спину вытягиваю, в тыл захожу. Чувствую, однако, по-хорошему с ним не
сладить. Крепкий парень. С таким не посюсюкаешь. Не дай Бог из "тисков" наших вырвется -
кишки выпустит. А стволы-то мы не планировали. Куртки застегнуты, пока рассупонишься, тут
тебе и придет "полный трандык".
Валера уж обеими руками в этого супостата вцепился, ну и я стараюсь. Кружимся,
приплясывая втроем, как те "сиртаки". Эхма! Нет, не получается добром. Прицелился я как
следует, момент поймал и, как трахну "анчутку" кулаком по затылку - сейчас обмякнет. Кулак у
меня, конечно, не кувалда, но и не тряпочный. Хрен! Не обмяк. Я опять по затылку ему, уже со
всей дури, какая есть - чпок, чпок, чпок. Аж, в кулаке заныло. А ему хоть бы хрен! Голова-то, она
ведь костяная. По такой "костяшке" в пору кувалдой долбить. Мы думали "бычок", а оказался
"бычара"!
И тут на нас напали бабульки. Штук пять не меньше. А то и семь. Как завизжат хором:
- "Ах, вы, менты позорные! За что человека убиваете? Паскуды грёбаные!
И давай нас со всех сторон дубасить-колошматить, за воротники тянуть, "ботиками"
своими модельными, в стиле "прощай молодость", по ногам пинать. Шум, гам, тарарам! Того и
гляди: на клочки порвут. Какие шутки? Не до смеха! Бабки-то еще те - в Великой Отечественной
войне, небось, участвовали. Не бабульки, а прямо спецназ ГРУ. Всерьёз нас долбят. Встречный
бой на уничтожение. Как от них отбиваться? У них, поди, вся грудь в орденских колодках. Только
притронься, только толкни - не отпишешься.
Отвлеклись мы на тех бабок. Хоть "бычка" и придерживаем, но отвлеклись. Он, не будь
дураком, моментом воспользовался. Выхватил свой палаш, пока мы "лицом торговали-щёлкали".
Выхватил, вражина, нож и давай им размахивать, вместе с повисшим на его руке Башкой. Справа
налево вжик "ножичком" - по моей кожаной, мамой даренной, бельгийской куртке. Слева направо
вжик - по ней же. Куртка от возмущения трещит и под ножом расползается. Напрягся Валерка,
повис на варнаке, руку ему выключил.
Бабки, как нож-то увидели - брызгами в разные стороны. Тут уж мы всё свое внимание на
"бычка". Коррида! Неясно, только, кто в роли тореадора. То ли мы, толи он? Долго ли, скоро ли,
но кое-как скрутили Рембо в бараний рог. Руки ему за уши задрали, самого под лавочку дворовую
заклинили, да браслеты накинули. Сели на него - сами в поту, с перепугу-то. Вот тебе и "не с..!".
Утираемся. Бабки поняли, что битва кончилась, и потихоньку к нам сползаются. Молча. Встали и
смотрят. И мы на них поглядываем, как бы снова в атаку не пошли.
Ножище на земле валяется. Добротный, такой! Пара ментов на нём точно поместятся, и
еще кончик у второго из спины торчать будет. "Бычок" под нами кряхтит. Утерлись, закурили. Я
пострадавший мамин подарок рассматриваю. Ё пэ рэ сэ тэ! Одни лохмотья от подарка - трандец
куртке. И так мне обидно стало. Мамы уж пять лет, как не стало, а этот "ишак бухарский" мамину
память ножом почикал. Штанины задираю - все ноги в ссадинах от старушечьего джиу-джитсу.
Валерка тоже раны "зализывает".
Смотрю на бабок, и не столько на этого супостата злюсь, сколько на тех "божьих
одуванчиков". Супостат, он на то и супостат, что бы с нами, с ментами биться. А эти сидельцы
дворовые, они ж нам все вместе, в купе с супостатом, чуть кишки на улицу не выпустили.
Заскрипел зубами - ну... бабки, я вам сейчас "хенде хох" заделаю. Поворачиваюсь к ним:
- "Ну что, божьи души...?".
Башка руку мне на колено кладёт: тихо, дескать, я сам. Встает, куртку расстёгивает -
кобура наружу, руки в бока, и бабкам:
- "Внимание, гражданочки! Вы все арестованы за нападение на сотрудников уголовного
розыска при задержании особо опасного рецидивиста, совершившего четыре зверских убийства, и
пять фактов развратных действий в отношении малолетних детей, с особой жестокостью...".
Не успели мы глазом моргнуть, бабок, словно ураганом, со двора смело.
"Бычка" мы упаковали и с бумагами в дежурку отправили. Не знаю, что уж там с варнаком
дальше будет. Скорее всего, пропоет боевую песню жалостливому судье, как он, проходя мимо
мусорного бачка, случайно нашел нож и прямым ходом направился в милицию, чтобы сдать его
представителям внутренних органов. По дороге в милицию на него, нецензурно выражаясь,
напали неизвестные лица в цивильном платье и принялись избивать, с целью лишения жизни
означенного гражданина. В результате чего, сей гражданин, вынужден был принять меры для
защиты своей жизни и здоровья, используя при этом случайно найденный нож.
И попросит полноправный советский гражданин оградить его от наглого ментовского
беспредела. И отпустит его судья на свободу. И испишем мы с Башкой по пачке бумаги, объясняя,
зачем напали на этого невинного агнца. И... Ладно, проехали. Первый раз что ли? Целы, слава
богу, а это уже хорошо. Геройские мы с Башкой парни, но дураки, дураками! Ох, и дураки! Нет
бы, куртки расстегнуть, да если что не так...
На душе от окружающей мерзости и ненависти, как на ладонях от лопаты
набиваются мозоли. Мозоли жесткие и нечувствительные, или кровавые и больные. Это уже
зависит от человека. Слабаки просто "отбывают номер", с девяти до восемнадцати, исправно
получая зарплату ни за что. Таких не мало. Эти ни на чьей стороне - ни нашим, ни вашим, ни
"за", ни "против". Это они так думают, но все равно - они против нас. Менты слишком часто и
слишком плотно контактируют с представителями преступного мира. Волей-неволей в процессе
общения "отпечатываемся" друг на друге. Это, как профессия "золотаря", выгребающего
фекалии из сортира - что кидаешь лопатой, тем от тебя и припахивает. Самые поганые -
продажные. Редиски - сверху красные, внутри гнилые. Даже самая грязная проститутка может
вызвать жалость. На свете нет ничего гаже продажного мента...
Как обычно звонит дежурный и нацеливает нас... Очередной труп в районе
водохранилища, только в этот раз без головы. Дожидаемся ПМГ, высланную дежурным, и
грузимся подобно килькам в томате поверх опергруппы. Опергруппа, конечно и без нас
первичные мероприятия выполнит, только в итоге все равно нам эту проблему за ниточки
раскручивать. Так что и ниточки лучше самим по горячим следам искать.
Подъезжаем в сумерках. Труп действительно без головы. Прикопан, скорее всего, по осени.
Потом зарядили дожди, берег размыло слегка, а потом и подморозило. По тропинке все больше
рыбаки на зимний лов на лёд выходят. Кто-то из них увидел и сообщил. Стоит он теперь,
вертикально, у самой тропинки - руки к прохожим протягивает. Среди ветвей завалившегося
куста сразу и не разберешь, что это человек безголовый к тебе тянется. Все тело в земле, снаружи
только срез шеи да руки. Будто обнять пытается. В потемках наткнешься - "Кондратий хватит".
Ищи-свищи злодея! До ближайшего жилья больше километра. Висун глухой! Глуше не бывает.
До поздней ночи шарахаемся по округе. Следов, понятно, умных не находим. Выход один -
двигаться к ближнему жилью. Обходим частный сектор. Может, кто случайно углядел душегуба?
Может, злодей все же оставил какие следочки... Возвращаемся часа в два ночи. Пока всё впустую.
Трясёмся в УАЗе в полудреме. Приличные люди спят давным-давно. А мы... "Нет нам
буржуинам покоя ни ясным днём, ни темной ночью".
Интересно, сколько сил нужно в ментовской шкуре человеком остаться, не ссучиться
и честно делать до конца свое дело. До пенсии. Только напрасно все это. Пустой номер. До
пенсии в окопе сидеть, это какая же задница нужна? Дубовая. Надоело в дерьме барахтаться.
Наступает момент, когда от всего этого настолько "воротит с души", что ты просто мочи
нет. И хочется уйти куда-нибудь подальше. Уйти, чтобы не ссучится, не быть статистом, не
продаться на корню криминальному быдлу, не сдохнуть с проколотым сердцем от удара шилом в
притоне. Уйти, потому что не видишь смысла в этой бесполезной борьбе с окружающими и
самим собой.
Бесполезной, потому, что страной правят... Смотрю на экран телевизора, в нем
мелькает глупая, опухшая от пьянства морда очередного главы государства, дережирующего
каким-то забугорным оркестром. Смешно вроде. Только не до смеха. Стыдно. Стыдно, за себя и
за Родину, которой правит такая морда. Ему за себя не стыдно, а мне, менту, за него стыдно.
Рассказать кому - обхохочутся. А сколько эта морда "наворочает" ещё, в будущем?
Девяностые. Паяцы сменяют клоунов, марионетки сменяют паяцев. Все отплясывают на
ниточках. Все из одного "циркового училища". Что толку, что будет им возмездие где-то там в
другой жизни, в другом измерении? За все грехи: прошлые и будущие? Тьфу! Муторно...
Как обычно, наш лучший друг, дежурный по райотделу. Магазин продуктовый в паре
сотен метров от "опорного" - какой-то "суслик" расстрелял приемщицу посуды. Выскочили к
магазину и, правда, Анжела вся в кровище, но живая. Пока живая. Кровищи, как в мясницкой, так
и хлещет - коленки вдребезги. Старший участковый ей жгуты на бедра выше колен накладывает -
веревку где-то зацепил, палочку отломил, знай себе, крутит. Кровь на убыль, авось до "скорой"
дотянет, если от шока не преставится. Дуплетом "суслик" стрелял, из обреза охотничьего ружья,
калибр двенадцать. Это уж свидетели показывают: подошел, обрез вытащил и в голову
прицелился, да потом, видать передумал - пустил ствол к коленям и на спуск нажал.
"Скорая" подъехала, врач глянул на коленки и за голову схватился - рубленными гвоздями
стреляли. Бросили мы Анжелу скоренько в неотложку, проводили - авось довезут. И с Богом, за
свои дела. С "сусликом" определились сразу. Известная личность. Маленький, плечами не
богатырь, а стреляет больно! Давно в нашей самопальной картотеке красуется. Да и с Анжелой
давненько подруживает. Не иначе, как из ревности!? Мы свою картотеку собираем: "кликухи",
фотографии, адреса, подвиги - все фиксируем. Иной раз потерпевший вспомнит, что один
разбойник другого "погонялом" другого поименовал, а мы ему журнальчик. Этот на фото? Этот!
А там и адрес разбойника, и адрес подружки его, и корешков адреса, и места обитания. Старший
участковый у себя всю эту канцелярию держит - головной по картотеке. Где, кто какую
информацию поимеет, или фотографии какие нашей клиентуры выцепит - всё к нему тащим.
Неделю по ночам берем на абордаж притоны. Шинный завод грузовичок старенький
выделил, так в кузове по городу и мотается. Холодно. Дежурный бронежилеты выдал, так мы с
Башкой "от ножа" взяли. Обрез его, конечно, просквозит без проблем. Зато легкий и тёплый. В
кузове-то путешествовать - не сахар. А, что до боевых качеств, так, кому повешенным быть, тот
не утонет - от судьбы не уйдёшь! Петруччо с Вовкой ЖЗТ себе подтащили, этот, дескать, никакая
пуля не пробьёт. Понятно не пробьет - жилет защитный титановый. Такой только из английского
БУРа пробурить можно. А холодный, собака, а тяжелый - холодильник, килограммов на
двенадцать потянет.
Неделю. Избороздили всё. Все возможные норы наизнанку вывернули. Вот уже Петруччо с
Вовкой от простуды свалились. Нет нигде "суслика". Информация прёт - там видели, здесь
видели, ночевать может у того, днем будет у этого. Спать хочется! Когда ж это кончится? А и
кончится, толку-то что? Снова какой-нибудь аналогичный придурок нарисуется. Их до пенсии
ловить - не переловить!
Есть такая терапия, которую используют против обширных гнойных ран, когда все
традиционные методы исчерпаны, антибиотики уже не действуют на организм и летальный
исход неизбежен. На гнойную раневую поверхность запускают личинок жирных зеленых мух -
опарышей. Опарыши выделяют энзимы, растворяющие некротическую ткань и гнойные
выделения, а затем поглощает эту дрянь, не поражая живую ткань. Очищенная живая ткань
начинает восстанавливаться. Больной, обреченный на смерть, возвращается к жизни. Опарыши
спасают ему жизнь. Каково зрелище!? Копошение этих жирных белых червей в зловонной
гниющей ране.
Я буквально физически чувствую себя таким опарышем. Опарышем, ползущим по
смердящей ране, и, поглощающим желтую гнойную массу. Смотрю на себя со стороны, и мне
становится мерзко и тошно от отвращения к самому себе. Зачем я здесь копошусь? Еще
десять-пятнадцать лет и меня пинцетом снимут с этого зловонного тела, освобождая место
молодым. Пожмут благодарно руку за весомый вклад в дело очищения больного, сунут в зубы
смехотворную пенсию и отправят к ядреной фене. И буду я "пенсовать" накачанный дерьмом по
самую завязку?
Два часа ночи. Проходной подъезд, заблокированный с одной стороны и переделанный в
подсобное помещение. "Суслик" сегодня ночует здесь. В чужом районе нору выкопал. Слышно
как он храпит где-то за дверью. Будет фокус, если это не он, а просто пьяный бомж.
Так до сей поры, никто и не понял, за что он своей даме из обреза коленки металлом
нафаршировал. И от нее ничего не добились. Надо бы определиться как-то, а то пока
разглядывать будешь "он или не он", так рублеными гвоздями требуху нашпигует, мама не
горюй! Никакой хирург не разберется.
Передал, через корешков:
кто, дескать, полезет брать его, послабления не ждите -
по коленкам стрелять не будет.
Выше коленок стрелять будет.
Гвоздей на всех хватит..
На лестничном пролете обломки елочных веток.
До Нового года десять дней.
Надо колбасы вареной на "оливье" достать.
И ёлку купить...
А злодея Валерка нашел.
Того, который мужика у водохранилища головы лишил.
Жена родная.
Он пьянкой и побоями так её достал, что обухом благоверного по затылку жахнула.
Голову чикнула и в печь, а самого на бережок.
Повесят вдогон какую-нибудь медальку на грудь, или даже поднесут оружие с
дарственной надписью. И окажется, что вся моя жизнь прошла на помойке, что дети мои
выросли безотцовщиной, жена всю жизнь прожила в ожидании моего позднего возвращения. И
окажется, что все мы нищие. На помойке труд оплачивается соответственно - по-помоечному.
Даже квартира, полученная мною от государства, была когда-то притоном. Притоном, бывшие
обитатели которого или отбывают срок на зоне, или убиты "подельниками", или сдохли от
запоя и наркоты. И пойму я, наконец, что общество ценит меня ничуть не более... И даже того
менее...
Это если я дотяну! Сколько их, не дотянувших! Ментов. Застреленных, зарезанных,
спившихся, застрелившихся, с остановившимися сердцами, потому что сердца эти не
выдерживают. И не где-то там далеко, а здесь, рядом - я с ними дружил, они прикрывали мне
спину...
Валерка становится сзади с "макаром" в правой руке.
Левая на моем плече.
Мне дежурный, как на грех, "калаш" всучил.
В нагрузку.
Типа: всем бояться!
Мой друг "макар" тоже со мной.
Парадокс, но стоит наметиться чему-либо "горячему", как все начальство из райотдела
исчезает. Никто не хочет брать "на грудь" руководство "операцией". Грузят все на дежурного. А
дежурный на нас. А ведь задержанием вооруженного преступника должен руководить кто-либо из
верхних парней. Кому приключения нужны, на "задницу"? Завтра либо "по плечу похлопают",
либо "по ушам надают". В зависимости от результата. Ходит в оперской среде такая байка, будто
где-то на окраине города, в частном секторе, пьяный охотник "забуровил" со стрельбой. За
достоверность не поручусь, давненько было. Да и было ли? Слетелись туда верхние парни - в
задержании вооруженного преступника поучаствовать. Оно ведь для карьеры весьма полезно,
участие в задержании вооруженного преступника. Постоит такой парень в сторонке, пока опера
злодея из "щели" выковырнут, а в приказ все равно впишут. А приказ потом в личное дело
подошьют.
Слетелись. Да все без оружия. Участковый инспектор подошел и тоже без ствола. А
опергруппы еще нет. И начал этот охотник, пьяница и дебошир по верхним парням да их
служебным машинам картечью палить, почем зря. Одно слово - вооруженный преступник. Так за
машинами и лежали пока "кавалерия" не подошла. С тех пор они избегают присутствовать при
задержании вооруженных преступников.
Щупаю нагрудный карман. На месте. Когда-то давно, году в шестьдесят третьем, уезжал я
в пионерский лагерь. В первый раз в жизни один, без мамы и папы. Бабуля вырвала из моей
тетрадки по арифметике листочек, написала на нем молитву и сунула в карман моего рюкзачка:
- "... не убоишься ужасов в ночи, стрелы летящей днём, язвы ходящей во мраке, заразы
опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одеснуют тебя, но к тебе не
приблизятся. Только смотреть будешь очами твоими, и видеть возмездие нечестивым. На аспида
и василиска наступишь, попирать будешь льва и дракона...".
Не убоишься...
Льва и дракона...
Спасибо бабушка.
Давно уже нет её, а я с листочком этим с тех пор не расстаюсь.
Мужики строятся в цепочку друг за другом.
Как в очереди за колбасой.
Только очередь за рублеными гвоздями.
Выбьем мы сейчас двери, завалим в темный закуток неизвестно какой конфигурации и...
окажемся, как блохи на лысине.
Дави - не хочу.
Надо было рекогносцировку провести в соседнем подъезде с аналогичной конурой.
"Умная мысля приходит опосля".
Как-то уж так сложилось, что двери всегда выбиваю я.
Вообще-то я покрепче других.
Или глупее?
Какого хрена я тут делаю?
И пожаловаться-то некому.
Башке разве что, который пыхтит мне в шею?
Вечно мы лезем, куда собака... не совала.
Готовы?
Господи, спаси и сохрани!
Не допусти, чтобы сыновья мои стали ментами!
Пусть минует их чаша сия.
Достаточно того, что я мент!
И пусть минуют нас вражьи пули.
Всё!
Пошли!
Башка дышит в шею.
Отхожу на пять шагов назад мимо очереди и разбегаюсь к двери.
Левое плечо расплющивается о дверь.
Дверь надсадно крякает и валится на пол.
Пошли, пошли, пошли.
Время тормозит, истекая каплями.
Кап.
Предбанник, освещаемый из-за моей спины тусклой подъездной лампой.
Господи, какое же оно тягучее!
Время...
Пошли, пошли, пошли.
Кап.
Ноги ватные.
Дверной проем, свет из небольшого окошечка над заблокированной дверью, от уличного
фонаря.
Пошли, пошли, пошли.
Кап.
Куча тряпья на матрасе у самых ног справа у двери.
Желудок упирается в сердце.
Патлатая голова поднимается с подушки.
Он!
Кап.
Здрасьте!
Это я, мент позорный.
Мой "калаш" не снят с предохранителя.
Не готов я его убить.
А он?
Кап.
Движение навстречу.
Руки мои заняты.
На кой хрен уцепил я эту железяку?
Кап.
Желудок обрушивается вниз.
Сквозь тазовые кости на пол.
Перед глазами выплывают два черных отверстия обреза.
Кап.
Пронзительные, с металлическим блеском на "бровях".
Закрыть глаза и не видеть.
Смотрят "навылет".
В самую душу...
Вы, верно, думаете: замочили "мента позорного"?
Хренушки!
Живой я!
И Башка в порядке.
Кому повешенным быть, тот не утонет.
Взяли мы "суслика".
Автомат только пришлось бросить.
Голыми руками - оно, сподручнее.
И Валерка, вовремя подоспел.
А там и остальные на нас попрыгали.
Мы менты правильные - "позорные".
Если страшно - просто боимся.
Но виду не подаём.
Нас не много.
Но мы есть.
И всегда будем...
* * *
Динамики над баром сотрясают воздух каким-то фуфлом от "Фабрики звёзд".
Пьем с Валеркой водку и вспоминаем старые времена.
Пятнадцать лет.
Пятнадцать лет, как я не мент.
Валерка почти не изменился.
Всё тот же опер с Левого берега.
Седой только.
- "Помнишь, как я бомжей уложил рядом с тобой ночевать?".
- "А помнишь, как ты портновским метром мерил Сашково достоинство?".
- "А как Хлеба с ТТэшником брали?".
Хохочем.
- "Валер, а ты чего генералом не стал?".
- "Для чего?".
- "Ну, чтобы больше, выше... Ну, ты меня понимаешь!".
- "Для этого верхних парней надо регулярно целовать в ж.... Не приучен. Да ну их на...".
Полковник милиции в отставке по прозвищу Башка, теперь обеспечивает безопасность
какого-то коммерческого банка.
- "Это с тобой мы "ментов продажных" зацепили, за разбором краденой девятки?".
- "Не, это вы с Борей кружились...".
- "Это бывшие менты были. Квалификацию поменяли".
- "Толик застрелился. Года через три после твоего ухода. Никто не знает почему, а говорят
разное...".
- "Хороший пацан был".
- "Славик спился. Со службы уволили. Проблемы в семье. Восстановили. Снова уволили.
А потом мотор встал".
- "Как В...?".
- "Не хочу о плохом...".
- "Витёк двенадцать раз был в "Чехии". Подрывал нефтеперегонные заводы. "Чехи" ему
"бабки" чемоданами подвозили, чтобы мимо проехал. А он "рвал". Вернулся, а тут верхние
парни: ты, что нам привез? Совсем о..ели! Ушел!".
Валерка наливает еще по одной и рассказывает.
Вчера вечером во дворе его дома убили восемнадцатилетнюю девочку.
Двадцать ножевых ран.
Рюмки зависают в воздухе.
Молчим.
Что тут скажешь?
Может и наша вина в этом есть?
Может, это я пятнадцать лет назад кого-то упустил?
А он теперь разгуливает по ночам с ножом.
Вчера кто-то "щёлкнул лицом" и девочки не стало.
Зато Николя Ванье с собачьей упряжкой охраняют по полной программе.
Перевелись что ли "менты позорные"?
Быть того не может!
В Чечне все?
Стинг из динамиков над баром затягивает "Shape of my heart".
Я не знаю, о чем он там поет.
Но поет так грустно, что мне кажется это о нас.
Потому что нам грустно, почти так же, как и Стингу.
Мы на всю жизнь остаёмся ментами.
А Менты, они... почти как люди.
Почти.
И всё же немножко другие.
Пьем не чокаясь...
Начало Продолжение
|
|
|
|
