| |
Игорь Померанцев
Пиявки для одалиски
Он сидит спиной к двери, лицом к зеркалу. Она входит, и он видит ее отражение. Это
их первая встреча, встреча мусульманского жениха с невестой-единоверкой. Что можно
сделать с отражением? Самое интимное: подышать на него, чтобы затуманилось, запотело.
В гареме зеркала не нужны: жены отражают друг друга, отражаются, дразнятся.
Христиане собирают картины, мусульмане - зеркала. Однажды я попал в такой султанат
зеркал. Я был тогда молод, врачевал на юге Турции. О гаремном госпитале знал понаслышке
от персидских лекарей. Они лечили местного пашу от половой немочи. Кажется, главным их
снадобьем были крокодиловые яички в рисовом отваре. Этим отваром они довели пашу до
недержания мочи и были обезглавлены. По слухам же знал, что впоследствии пашу
поставили на ноги жарким из молодых голубок, студнем из козлиной требухи и рогового
вещества и опиумной настойкой на меду.
Как-то ночью за мной приехал Сулейман Ага, старший черный евнух паши, и повез в
гаремный госпиталь. Еще на арбе мне на голову накинули шаль. Против ожиданий в
госпитале пахло не розовой водой, а виноградным спиртом и анисом. Я даже слегка
охмелел. По темному коридору меня провели в комнату и там позволили скинуть шаль. В
полумраке я разглядел ширму и догадался, что за ней лежит больная. Ни видеть, ни слышать
ее врачу не полагалось. Евнух подвел меня к ширме, усадил на коврик и неуловимым
движением нашел в ширме прореху. Он взял меня за кисть и осторожно сунул мою руку за
ширму. Вначале ничего, кроме пустоты, я нащупать не смог. Но после... Мои пальцы словно
обволокла влажная паутина, словно их покрыли тончайшим атласным узором. Мою кисть
приглашали на танец, и она, не спрашивая меня, откликнулась, дрогнула. Гибкие пальцы
тесно переплелись с моими, и я уже не мог отличить их от своих. Потом в танец влились
губы. Они скользили по моей коже, не обходя стороной ни одной впадинки, ни одного
волоска. В тот момент, когда меня в первый раз легко укусили в подушечку безымянного
пальца, я перехватил пытливый взгляд Сулеймана Аги. Преодолевая слабость, я напрягся,
набычился и даже остановил взгляд на часах, будто считал пульс больной. И тут она на
самом деле прижалась к моему большому пальцу височной жилкой, своим пульсом, и через
него я вошел, влился в ее кровь и поплыл по телу, проникая во все уголки и закоулки. Я
плыл и плыл, пока не встретился со своей собственной рукой по ту, внешнюю сторону
женской груди и даже пережил приступ острой, мгновенной ревности. Пепельными - к
счастью, свеч так и не зажгли - губами я велел евнуху принести пиявок. Он передал приказ
через нишу в стене, и пиявки были тотчас поданы. Я вслепую принялся за дело...
По дороге домой я то и дело прижимал к носу правую руку. Знойный запах шафрана,
въевшийся в кожу, и утренняя прохлада примешивались к размышлениям о природе
прикосновения. Да, зеркальному отражению в очаровании не откажешь.
Но разве драма переплетенных в темноте пальцев уступает поэзии зеркал?
|
|
|
|
