| |
Виктория Измайлова
Стихотворения
* * *
Притихнешь у двери, по росту и вере - простой муравей.
Сосновые люди, сосновые звери глядят из ветвей.
Сосновые мамы к сердцам прижимают младенцев своих,
Сосновые парни милуют колючих подруг,
И в темной рубахе стоит с бородою густою старик
И кормит синиц, голубей и кукушек из рук.
Сосновый волчонок затеял игру со щенком.
На них изумленно глазеют сосновые львы,
И все они вскормлены синим земным молоком,
И очи, и гривы их цвета июльской травы.
Не стой же, как дерево, около двери!
У самых дверей
Сосновые люди! Сосновые звери!
Проси поскорей
Любви иль здоровья, удачи иль власти, но выбери что-то одно,
Не то посмеются, обманут, а то и съедят!
Вон там, где на самой высокой вершине чудное пятно,
Сосновые эльфы, король с королевой, сидят.
Козяблики
Бумажные кораблики по лужице плывут,
на палубах козяблики о Родине поют,
о том, как дырки бубликов дымятся на столе
и горький запах рубликов струится по земле,
как славно там гуляется по саблям и граблям,
как небо умиляется бумажным кораблям,
про свет козявкологии, что к цели их вела,
про то, что ждут их многие и добрые дела,
что не боятся бремени ни тягот, ни забот,
но есть проблема времени - хронический цейтнот.
Не успевают все еще в пылу своих затей
ни дом построить стоящий, ни вырастить детей,
и не жевать им яблоки, когда пора придет,
с тех яблонь, что козяблики сажают каждый год.
Торговцы местной фабрики изделья продают.
Идут ко дну кораблики. Козяблики поют.
Не плачь, моя красавица, укройся и усни!
Нас это не касается, тони себе они!
Их глупые ансамблики баюкают ребят.
Когда поют козяблики, спокойно дети спят.
* * *
А лошадь разбила копыто
в лабиринтах, бескрайних, как море,
и уныло стоит в коридоре
на второй, невредимой ноге,
примостившая ту, что разбита,
на холодный пустой подоконник.
А под окнами едет покойник
в простынях, как волшебница Ге.
О знакомое чувство, с которым,
обнаружив в себе разрушенье,
замираешь в нелепом движенье,
обрываешь беспечный мотив,
чтоб пройтись по Господним конторам
и повсюду сквозь розы и злаки
принудительно считывать знаки
недалеких гнилых перспектив.
Эта помесь смешка и смущенья,
любопытства, наивной обиды,
слез утраты родимой орбиты -
оскорбительное ассорти!
Кратковременный плен ощущенья
бледных сумерек в комнате душной,
стука в двери и ямы воздушной -
бесполезного, как ни крути!
Так стоит она в недрах больницы,
как покинутая Перикола,
и глядит она в бездну раскола,
не на совесть глядит, а на страх,
а оттуда навстречу ей - птицы!
Барабаны, бинты и банкноты!
Мотыльки, и пчелиные соты,
и колхозники на тракторах!
* * *
Руины имперской деревни - банальная, злая картина.
Проезжей усталой царевне по самое горло хватило -
все эти осколки и щепки, уголья, завалы, заплаты,
простершие руки-прищепки крикливые дегенераты...
Так жалко их, пегих и сивых, худых, золотушных, болезных,
в рассвете и то - некрасивых, с рожденья уже - бесполезных.
Десятки встревоженных фурий так жадно глядят на дорогу!
Да это же страшно, Меркурий! Как все запустили, ей-богу...
Аттила не сказка, так пешка, процесс многогранен и сложен...
А нам позволительна спешка: мы здесь никому не поможем.
Все грустно и верно на свете. Бунтуя, ропща и робея,
исчезнут, отмучавшись, эти - другие родятся плебеи.
Царевна помедлит, любуясь на розовый куст у овражка,
разумно и строго торгуясь, у мальчика купит барашка,
покуда в объятьях Эреба беснуется серая масса
алкающих зрелищ и хлеба, ей хочется секса и мяса.
* * *
Полынью и пылью
Дышал июльский полдень,
Один солдатик маленький
Собрался на войну.
Он трясся в телеге,
Раскачивался в поезде
И всю дорогу плакал,
Укрывшись рукавом.
"Так скучно, так душно,
темно и неуютно!
Но горше, моя милая,
Не видеть мне тебя!"
Стыдил его ротный,
Весь полк над ним смеялся,
За слабость и медлительность
Бранил его сержант.
А пули свистели,
И взрывы рокотали,
На землю камнем падая,
Он горестно твердил:
"И грустно, и пусто,
и холодно, и сыро!
Но горше, моя милая,
Не видеть мне тебя!"
А только однажды
Душа его не вынесла,
Из пламени и дыма
Подался он назад,
И выстрелом в спину
Был ранен он смертельно,
И умер на рассвете,
И все шептал в бреду:
"Так странно, так рано,
напрасно и нелепо...
Но горше, моя милая,
Не видеть мне тебя!"
И ангел пресветлый
Сказал ему сурово:
"Да разве ж нужен на небе
какой-то дезертир?!
Забыл ты о Боге,
Не помнил ты о чести,
Не думал ты о совести!
Гори теперь в Аду."
"Так жарко! Так жалко!
Так медленно и долго...
Но горше, моя милая,
Не видеть мне тебя!"
|
|
|
|
