| |
Игорь Петров
Латиниссимо
 V, c любовью
венеция
Топча венецианских голубей,
дожевывая кислое капрезе,
без страха в целом, но боясь дробей
(а небо над Сан-Марко голубей
его же на полотнах Веронезе
что во дворце, где в темные века
вершили суд и денюжку ковали,
и за нее, не ведая стыда,
художники, безвестные тогда,
безвестных ныне дожей рисовали.
А рядом для плезиру, не со зла -
знакомых шлюх, натурщиц без окладов.
И вот они - ничто, труха, зола,
но юные бесстыдные тела
по-прежнему объект нескромных взглядов.
Смешно, предпочитая правде лесть,
не видя ни имен, ни лиц, ни чина,
на гору из осклизлых трупов лезть
и изучать бессмертье, как болезнь,
которая почти неизлечима.
Еще бряцать морщинами во лбу,
уже свыкаться с небесами кельи
и тупо называть игрой судьбу,
пусть бедный Бродский вертится в гробу
на Сан-Микеле)...
Строках во первых я бежал, топча
венецианских голубей, куда-то.
Замри. Пускай торчит из-за плеча
крылатый лев. Накапай сургуча
и запечатай. Место. Подпись. Дата.
из пизы (в рим)
над башнею месяц качается сизый
пути ведут в рим но кончаются пизой
а дальше под неба кровавые клочья
немногие могут и мало кто хочет
тем паче согласно традиции древней
почетней и лучше быть первым в деревне
и бродят меж козочек рощ и ухабов
потертые гении местных масштабов
едва познакомившись хором плюются
что в риме все куплено все продаются
богема фуфло иерархия липа
что если б не лень то они бы смогли бы
придти победить станцевать на останках
украсить собою всю табель о рангах
эх белые флаги на ржавых флагштоках
но сплин и дожди и ворье на дорогах
неделю с приезда кутил бесшабашно
ударился ночью башкою о башню
она покосилась нестойки тут эти
постройки надеюсь никто не заметит
творю по часам принимаю как данность
признание кажется я здесь останусь
поскольку другую деревню едва ли
найду где так часто и искренне хвалят
почти мол гораций чуть-чуть не овидий
и что в этом риме чего я не видел
напутствие
Меня зовут Аттила. Мы пойдем
в экскурсию на Рим. Большая просьба:
не надо называть меня вождем,
я представитель турагенства. Врозь бы
вы не собрались. Славно, что возрос
в простом народе интерес к латыни.
Отвечу сразу на один вопрос,
что задают, глазея на святыни,
все экскурсанты: вот, в кружочках черных,
на карте - топография уборных,
не проходите мимо. За едой
не увлекайтесь жирным и зеленым,
но вдруг... и унесенные бедой
присядете за мраморной колонной -
принюхайтесь к окрестной пасторали:
Империю до вас уже засрали,
поэтому, когда стоим постоем,
прошу к порядкам здешним и устоям
иметь решпект, хоть это нелегко...
Халявный завтрак - слабая отрада,
но! если вам подали молоко,
корову уводить с собой не надо!
Готов огнепоклонников карать
по высшей мере - не бывает дыма
у Клио без желания соврать,
что варвары опять сожгли пол-Рима.
Так будьте так добры и щепетильны -
оставьте дома верный кипятильник.
Последнее. Не стоит, если вдруг
проснется за душой любовь к искусству,
кричать: "Я без Венеры, как без рук"
и статуи распиливать на бюсты.
Напомню для прорабов и вандалов,
что Пантеон - не склад стройматерьялов.
А в остальном - и сердцу, и уму:
ристалища и капища, и храмы.
Моя экскурсионная программа
скучать не позволяет никому.
Хотите - в термы, хочете - в музеи...
Распишетесь на стенах Колизея,
и даже, если пребыванье тут
в Истории накроется лакуной,
ваш труд не пропадет - "здесь были гунны"
пытливые наследники прочтут.
гомосонет
С почтеньем отношусь я к педерастам -
к их выговору, построенью фраз,
к манерным жестам, к их объятьям страстным
и прочим поцелуям напоказ.
Оно - мужам с мужами целоваться -
не сахар, но позвольте доложить,
что их уменье с женщиной дружить -
дружить! не больше! - пламенных оваций
достойно, как и их стремленье, чтоб
их, бедных, не обидел кто мерзейший...
вот и меня клеймили - гомофоб...
а я не фоб! я фил! я фил полнейший,
я б сам завел смазливого дружка,
но прямо говоря - тонка кишка
* * *
Найдя с ходу десять отличий меж пинакотекой и пинаколадой
(а раньше Плотина считал, недоумок, кузеном плотины)
стою, наслаждаюсь прохладой,
картины
развешаны густо: в искусстве, признаться, не рубим-с,
ну с дюжину вспомню мазил, да и тех трафаретно...
мне, кстати, понравился Рубенс -
конкретный
мужик, пот и кровь, не сравнить с Рафаэлем сопливым
блудницы и грешники смотрятся ох офигенно
и видно: идут не за пивом -
в геенну -
воздастся сполна попирающим Божьи законы.
Сходил бы еще, чтобы лучше прочувствовать, кабы
не снились под утро драконы
и бабы.
из пизы дуо
бью баклуши реже даю дрозда
есть вопросы с которыми нет и да
несовместны валандайся год ли час ли
мама как-то спросила меня ты счастлив
я задум-дум-думался крепко аж не
ответил что подпираю башню
это вроде терцо а что же примо
не припомню жду новостей из рима
но акулы в перьях герои буден
третий год говорят лишь про ути-пути
и сорок-рок-рок надоело сука
недосуг смотреть на часы досуга
как один из местных заметил мудро
что всего-то есть одиночь и двутро
значит пить винище стирать кальсоны
близоруко вступать сапогом в масоны
не любить-бить-бить не имать их срама
и еще написать что я счастлив мама
площадь св. петра
Как будто в буре есть покой,
по Ватикану шло цунами
зевак, надеющихся плоть
смирить искусством на часок,
вертя кружащейся башкой,
шурша бумажными штанами,
поскольку тамошний Господь
не любит волосатых ног.
Эх, Петр Ионыч, погляди -
в твоем божественном овале,
а может, круге, как в душе,
укромных мест наперечет.
И мы, застывши посреди,
самозабвенно целовались,
забыв прошедшие "уже",
не веря будущим "еще",
скрипя губами и вдвойне
осознавая, что memento
не то чтоб mori, но прогноз
неутешителен пока.
И старый папа в тишине
своих пустых апартаментов
смотрел внимательно в окно
и мне завидовал слегка.
к лесбии
О, Лесбия, скажи, какого хрена
роскошные округлые колена
ты открываешь разным обезьянам-
фракийцам. Хорошо, не коринфянам.
Покрытый ревностью, как патиною бронза,
я приучился здесь творить добро за
казенный счет, деля свои деянья
на одеванья и на раздеванья.
Ни новостей, ни даже сплетен кроме
того, что нынче днем на ипподроме
вознице проломили лоб копытом,
какая-то красотка над убитым
рыдала. Говорят, причиной было,
что он себя меж нею и кобылой
делил. Украсить сей союз прекрасный
кобыла оказалась не согласной.
Ах, Лесбия, вдали тебя уныло,
пришли мне пару строк, а лучше мыло,
засим я собираюсь удавиться...
Бывалоча залезешь на девицу,
проделаешь бессвязные движенья,
а слезть не можешь: головокруженье
и высотобоязнь, конечно. Ну я
порочную, желанную, родную
тебя припомню. И представлю кратко,
как я лобзаю пальчики и пятку,
бросая взгляды в трепетном испуге
на прелести, лежащие на юге.
Ведом благоговеньем и одышкой
от щиколотки двигаюсь к лодыжке
и выше, выше, где белеют бодро
пленительные бархатные бедра,
где тонкая материя скрывает
чудесный черенок, что заставляет
тебя дрожать, а значит, я у цели...
невидимой, о, Лесбия, отселе.
верона
Развалина амфитеатра вдали,
глухие истертые камни в пыли,
оплывшее марево лета...
Гонимы по свету восторгом своим,
мы ходим под Богом, а если стоим,
стоим под балконом Джульетты.
И просим судьбу или как тебя там,
когда соберешься призвать по счетам
к оплате, припомни, приятель,
запачканный краской и кровью камзол
незлых языков трудовую мозоль,
и прочий набор обстоятельств:
холодный подъезд, родовую вражду,
предательство, веру, богатство, нужду,
Фемиду, глядящую косо,
и этих, мечтающих, как ни ряди,
ширинку рвануть на широкой груди
и что-нибудь вставить в колеса.
Я сам был таким, я запомнил тогда
прогорклую смесь упоенья, стыда
и боли в дежурной обиде.
Но нынче, замечу, утешив себя,
никто уже не
умирает, любя,
а просто живут, ненавидя.
|
|
|
|
