| |
Владимир Савич
Или я
Начало Окончание
Прошло два месяца. Илья купил пинкфойдовскую пластинку " The Dark Side of The
Moon" Пил "Советское Шампанское". Курил "Столичные". Была и склизкая, пахнущая
духами "Шехерезада", любовь.
В ноябре зарядили нудные, моросящие осенние дожди. Дороги размыло. Вчерашние
кусты, служившие убежищем синюгам, облетели и стали напоминать розги для
битья. В мокрых и простреливаемых кустах пить стало небезопасно. Работать
сложнее.
Друзья сместили центр главного удара на заброшенные здания и площадки
долгостроя.
Вторую неделю не везло. Просто фатально не катило. И в тот день облом. С горя
выдули полбанки вермута и неизвестным пустырем отправились домой. Под ногами
хрустела строительная щебенка. Битые кирпичи, доски, металлические прутья и
швеллера затрудняли дорогу. От лежавшего неподалеку завода тянуло запахом
уксусной эссенции.
Впереди показался человеческий силуэт.
- Повязки, - быстро приказал Эрнест. Силуэт приближался. Пальто. Берет.
Портфель? Нет, кажется, ватман. Не ватман, скрипичный футляр в руках молодой
девушки. Лет 17 - 20.
- Сыграем в четыре руки, - игриво предложил Эрнест.
- Ты что офигел, на что она тебе? - попытался удержать его Илья.
- Отвали! И Эрнест грубо оттолкнул приятеля. - Ну, так сыграем? У меня пальцы
что надо. Особенно двадцать первый. Ты что больше любишь, менуэт
Ротордамского, или "Сопках зажмурился"?
- Ребята! Да вы что? Дайте пройти! На пом...- Но крик её затих в мощных
объятиях спортивного не то Щорса, не то Штирлица - Эрнеста Веселовского.
Футляр, загремев внутренностями, упал на строительный мусор. Споткнувшись о
торчащий из земли швеллер, на него рухнул Эрнест. Безысходно взвизгнули
струны. Крепкие руки выпустили девушку. Провидение давало ей шанс. Встань,
беги. Сто лет ты нам нужна. Мы ж пошутили. Ну, согласны - нехорошо, плоско,
тупо пошутили. Настроение хреновое, сама пойми!
Но скрипачка не побежала, оглашая воплями окрестности, а сомкнула музыкальные
пальцы на горле у Эрнеста. И через мгновение уже было непонятно - кто жертва,
кто палач.
- Пусти, сучка, - хрипел Эрнест. Отпусти, дура, я ж пошутил. - Но от страха
музыкантша как видно потеряла свой музыкальный слух. Тяжело и порывисто
дышала, прорастая пальцами в чужое горло.
- Или - я! Или-я! Или-я! - как заевшая пластинка, звал Эрнест. А Илья как будто
прирос к схваченной первым морозом земле. Не в силах двинуть и мизинцем. Он
словно оцепенел, застыл, превратился в вечный долгострой. Кровь замерла,
сердце не билось. В мозгах звенел печатный станок из пинкфлойдовской
композиции "Money".
- Или - я, помоги, - уже не кричал, а шипел Эрнест.
Илья вдруг отчетливо понял, если он сию же минуту не поможет приятелю, то это
крик может стать последним в его жизни. Он быстро нагнулся, подхватил с земли
кусок металлической трубы...
Глухой звук, как будто упавшей с дерева "антоновки".
Эрнест, отбросив мешком лежавшее на нем тело, встал. Отряхнулся.
- Вот дура, - отдышавшись, сказал он, - чуть в ящик меня "не сыграла"
- Ты что, с коня упал? На кой она тебе была нужна. У нее, что, сегодня аванс? - дрожащим голосом спросил Илья.
- Да хрен его знает, - растерянно ответил Эрнест. - Уксусом воняет, а его
терпеть не могу. В детстве отравился, чуть откачали. С той поры, как учую этот
запах - сатанею. Пошли, - приказал он и двинулся к остановке.
- Куда пошли? А с этой что? - Илья указал на неподвижно лежащее тело. - Надо же
что-то делать.
- Замажь рот плотным стулом, и быстро за мной. Понял?
Илья, спотыкаясь о битый кирпич, щебенку и металлические уголки, поспешил
прочь от этого места. Где через два года, из щебенки и уголков, поднимется
новый корпус химического комбината.
Скрипачка, как назвал её Илья, пришла в себя лишь на третий день.
- Вы знаете, кто на вас напал? - быстро спросил её дежурившей у постели
следователь.
- Или я. Или я, - быстро, сбивчиво заговорила девушка.
На все последующие вопросы она отвечала только этим не совсем понятным "Или я,
Или я".
- Это она пророка Илью зовет, - заверила следователя проходившая по коридору
бабка.
Рецидивиста Илию Смака взяли в тот же день. Вскоре было открыто и успешно
завершено "Дело о серийном убийце-насильнике". Громкое было дело! О нем
прострочили все центральные газеты! Называлось: не то Воропаевское, не то
Солочаевское.
Отец Илюши на этом деле поимел медаль, звезду и место в республиканском МВД.
Фамилия перебралась в столицу.
Что стало с девушкой беспрерывно звавшей пророка Илью - неизвестно.
- Или я. Или я. - Больная скрылась за поворотом. Голос стал затихать и вскоре
вновь зазвучал как птичий крик.
- Наберите воздуха и медленно считайте до десяти, - советовал Илья
Владимирович чрезмерно взволнованным сотрудникам и пациентам. Пришло время
испытать это средство на себе, милейший Илья Владимирович. И главврач принялся
за счет. Один... пять... семнадцать... В голове зазвучал печатный станок из
пинкфлойдовской "Money".
- Если это она, то ты, Илюша, попал "по самые некуды". Надо пойти справочки
навести, - решил Илья Владимирович и стремительно двинулся в приемный покой и
обратился к ярко раскрашенной и обвешанной, как рождественская елка, бусами
регистраторше.
- Несколько минут тому назад я встретил больную, выкрикивающую "Или я Или я".
Кто это такая, вы мне не подскажете?
- Так это ж Ритка-дурочка! "Или я, Или я". Все зовет кого-то. Сколько лет
работаю, а как услышу её голос, хоть беги, - сообщила регистраторша.
- А не могли бы вы мне сказать, кто у этой, как вы выразились (Илья
Владимирович почесал висок), лечащий врач?
- Легенько! Доктор Молибога.
- Свяжитесь с ним и скажите, что я его жду с историей болезни у себя в
кабинете, - начальственно приказал Илья Владимирович и отправился к себе.
Время, пока не явился лечащий врач, Илья Владимирович просидел в кресле, бубня
все известные ему молитвы. "Как Христос в Гефсимании, - подумал Илья
Владимирович. - Отче, пронеси сию чашу мимо Меня..."
В дверь постучали.
- Да, да. Входите, - крикнул главврач. И, оттолкнувшись от кресла, полетел
навстречу врачу Молибога. Встречать людей на ходу Илья Владимирович считал
признаком демократизма.
- Добрый день доктор. Добрый день Пет... Ник... - Илья Владимирович замялся.
- Доктор Молибога Николай Петрович, - представился вошедший благообразный
старичок лет семидесяти.
Илья Владимирович пожал узловатую старческую руку.
- Чем могу, так сказать, служить, - поинтересовался доктор Молибога.
- Николай Петрович... Илья Владимирович коснулся пуговицы на халате
собеседника. - Только что на дворе я встретил больную. Не знаю её фамилии. Она
постоянно выкрикивает "Или я, Или я". Мне сказали, что вы её лечащий врач.
Доктор качнул головой.
- Вы знаете в её облике и этом бесконечном "Или я", мне показалось что-то
знакомое. Не могли бы вы мне рассказать: кто она, откуда, что за диагноз?
- Отчего же не рассказать. Трагическая история. Жизненная драма! Единственная
дочь у родителей. Подающая надежды скрипачка. Когда пришло время поступать в
музыкальное училище, отец возьми да и отправь её учиться в город. (Молибога
произнес его имя).
В голове у Ильи Владимировича включился печатный станок из "Money". Это была
она. Та, за которую папа отхватил орден, а Илья - возможность учиться в
столичном мединституте.
- Там у него был некий феноменальный скрипичный педагог. От него, говорили,
прямая дорога в столичную консерваторию. Училась уже на последнем курсе.
Вечером шла с занятий. Напали какие-то изверги: изнасиловали и нанесли удар
тупым металлическим предметом в затылочную область.
"Неправда, никто её не насиловал, - мысленно возразил ему Илья Владимирович, -
она сама кого хочешь в ту минуту изнасиловала бы" ...
- В итоге: травматическая энцефалопатия - комплекс неврологических и
психических нарушений, возникающий при черепно-мозговой травме. "Отъехавшая",
как сейчас говорят, или дурочка, так её и в городе звали - Ритка-дурочка.
Какую жизнь сломали! А родителям, каково было родителям? Отец - красивый,
статный мужчина - в ночь превратился в старика, а через год умер. В мед.
заключении написали: от сердечной недостаточности. От человеческой жестокости
он умер, а не сердечной недостаточности! Мать, не дай Бог, что пережила мать,
каково слышать, как твоего ребенка, вчера еще умницу и красавицу, дурочкой
кличут! умерла несколько лет тому назад. Вот Рита теперь у нас и живет. Её
ведь бывало одну и выпустить-то нельзя было. Ходит по улицам, плачет. Все
кричит - "Или я. Или я". А наши умники зовут её: - "Рита, идем, Илью покажу.
Вон, Рита, за той грядой будет Илия". Так весь день и проработает на чужом
огороде.
- А что лечение, не дает никаких результатов? - поинтересовался Илья
Владимирович.
- Транквилизаторы, нейролептики. Вот собственно и все лечение, - ответил
доктор. - Я вам что скажу, простите за неврачебную прямоту, но, коли её сразу
не вылечили, то уж сейчас это ей и ни к чему. Ну, представьте её
выздоровевшей!
- М... Да... - Согласился главврач. - Трудно представить.
А про себя подумал: "Только что если мне на ней жениться".
- А вот это "Или я Или я" - это не раздражает медперсонал, больных? Нет?
- Да нет. Мы уж привыкли, - ответил смущенно доктор.
- А мне, знаете, как-то не по себе. - Илья Владимирович подернул плечами.
- Привыкнете. У нас тут и не такое кричат.
Однако, как ни старался Илья Владимирович, но так и не привык. Ни запретить,
ни вылечить этот проклятый зов "Или я, или я" он был не в силах. Счет не
помогал. Считай, хоть лопни. Он же - ненавистный, страшный, разоблачающий зов:
кружит, вертит, ловит Илью Владимировича.
Войдет Илья Владимирович утром в ворота, а он уже тут как тут: "Или я, или я".
Главврач на совещании, а проклятый зов уже достает его и тут.
Выйдет Илья Владимирович на больничные аллейки, а он и тут вертится: "Или я
или я".
Илья Владимирович шляпу на голову плечи в воротник и за ворота. Домой! А ему в
спину несется "Или я, или я". До свидания, мол, доктор, завтра встретимся и
послезавтра, да и вообще я тебе жизни не дам.
Измучился Илья Владимирович до последней крайности...
- Не называй меня Илья. Я запрещаю! - зашелся он обращенным на жену криком.
- А как же тебя называть? - изумилась жена.
- Хоть Иродом, только не этим дурацким Илия!
- Да, господин Ирод, - жена грустно покачала головой. - Ваша новая должность
вам, прямо сказать, пошла не на пользу. Шесть месяцев работы, а крыша отъехала
на все сто! Без всякого обследования видно, что вы будущий пациент
возглавляемой вами клиники. Объясни хоть, что происходит? Может тебе и впрямь
обследоваться?
- Раньше надо было обследоваться, - исчезая, в своей комнате, буркнул Илья
Владимирович.
- Нужно срочно что- то делать, - думал Илья Владимирович, давя в пепельнице
сигаретные окурки. - Немедленно, но что?! Тут или я, или она. С ней все ясно.
Вылечить её нельзя. Убить - врачебная этика не позволяет. Со мной сложнее.
Уволиться и уйти в монастырь не получится. Заявить о своей и вине и сесть в
тюрьму. Нет! Тогда уж лучше на иглу со смертельной дозой. - Как ни странно, но
мысль об игле совсем не испугала Илью Владимировича.
"Пьяница, разбойник, насильник: раскаявшись, могут попасть в Рай, но
поднявшего руку на подаренную им из милости жизнь, самоубийцу, ждут вечные
адские муки" - прочел как-то маленький Илюша в случайно попавшейся ему в руки
книге. Дальше в ней шли описания мучений. Они настолько потрясли юного Илью
Владимировича, что тот дал себе зарок и в мыслях даже не допускать мысль о
самоубийстве. И вот, пожалуйста, даже не испугался.
- А что я, собственно, заслужил, кроме адских мучений? Я, превративший земную
жизнь безвинного человека в ад! Райские кущи, или 72 гурии, как правоверный
мусульманин? Нет! Только мрак и срежет зубовный! Вот что ты заслужил, доктор.
Этот "Или я, Или я", если хочешь знать, Илья Владимирович - космический зов,
на который тебе хочешь ты ли не хочешь, а ответить придется. Так лучше уж
прямиком в адский огонь, чем вначале краснеть и мучиться на страшном суде.
Утром, выходя из дома, Илья Владимирович сунул себе в карман одноразовый
шприц, несколько небольших ампул и отправился на службу. Пройдя больничными
воротами, Илья Владимирович к своему изумлению не услышал привычного: "Или я,
или я". Вместо этого в морозном, солнечном воздухе: громко каркали вороны,
весело посвистывали синицы и слышались победоносные звуки металлического лома.
Дворник колол лед на главное аллее.
Не слышно его было и на утреннем совещании. Илья Владимирович уже было, хотел
спросить доктора Молибога - отчего это сегодня не слышно "Или я, или я", как в
тот же самый миг через отворенную форточку он вполз в начальственный кабинет.
- Или я, или я. - Смолкли птицы. Дворник бросил свой лом.
Совещание закончилось, и Илья Владимирович вместе со всеми вышел в приемную.
- Зинаида Петровна, минут на тридцать меня нет. Я там.- Главврач указал пальцем
в потолок.
- Ясно, - игриво ответила секретарша.
Илья Владимирович запер дверь.
- Или я... - зазвучало на дальнем конце больничного двора.
Сел в кресло.
- Или я... - звучало под окном.
Главврач перевязал жгутом руку в локтевом суставе. Быстро поработал кистью.
Попавшая в ловушку кровь обнажила причудливую геометрию вен. Толстые, тонкие,
прямые и изогнутые они напоминали реки, обрывающиеся у похожей на озеро
ладони.
- Или я... - Игла безболезненно скользнула в вену: "Кое-что я все-таки еще
умею", - с удовлетворением отметил Илья Владимирович. И ввел содержимое
шприца.
- Или я. Или я... - Голос слабел, как будто кто-то крутил к нулевой отметке
барашек громкости на невидимом приемнике. Тело Ильи Владимировича дрогнуло.
Руки, сжимавшие подлокотник, разомкнулись и безжизненно повисли. Лицо, как
говорится, здорового розового цвета, стало, что холодный белый мрамор.
Зеленовато-голубые глаза ввалились. Пришедший через час в кабинет главврача
доктор Молибога констатировал смерть. Вскрытие установило - от передозировки.
Горожане поставили свой диагноз: "Доктора заказали". И правда, не успели
отслужить по главврачу 40 дней, как больницу закрыли. Дефолт!
Так никто и не узнал истинной причины смерти Ильи Владимировича. А через год
об этой истории и вовсе забыли.
Начало Окончание
|
|
|
|
